Собрание сочинений. Том 5
Шрифт:
Г-н Мориц протестует и заявляет, что он вовсе не желал внести фактическую поправку, а хотел лишь «взять слово на тех же основаниях, как и граф Рейхенбах»! Консервативная часть Собрания вступается за него и награждает его громкими криками «браво», против чего крайняя левая шумно протестует.
Ауэрсвальд:
«Уместно ли обсуждать в целом или в частностях такие детали об обороноспособности прусского государства?»
На это следует, во-первых, заметить, что речь шла не об обороноспособности государства, а о его неспособности к обороне. Во-вторых, неуместным является то, что военный министр
Правая страшно скучает и требует прекращения прений. Под общий шум председатель объявляет вопрос исчерпанным.
В порядке дня стоит запрос Юнга. Г-н Юнг считает удобным отсутствовать. Удивительное народное представительство! Тогда ставится запрос депутата Шольца. Он гласит дословно:
«Запрос г-ну министру внутренних дел о том, может ли он дать разъяснение и склонен ли он отвечать по вопросу о нецелесообразном введении в округах констеблей[124]».
Председатель: Я спрашиваю прежде всего, ясен ли этот запрос.
(Запрос оказывается неясным и зачитывается вторично.)
Министр Кюльветтер: Я, право, не знаю, по какому вопросу от меня требуют разъяснений. Вопрос для меня не ясен.
Председатель: Поддерживается ли запрос? (Запрос не поддерживается.)
Шольц: Я временно беру свой запрос назад.
После этой непревзойденной, «неслыханной в истории парламентов» с цены мы на сегодня также отступаем «назад».
Написано Ф. Энгельсом 4 июля 1848 г.
Печатается по тексту газеты
Напечатано в «Neue Rheinische Zeitung» № 35, 5 июля 1848 г.
Перевод с немецкого
На русском языке публикуется впервые
СУДЕБНОЕ СЛЕДСТВИЕ ПРОТИВ «NEUE RHEINISCHE ZEITUNG»
Кёльн, 6 июля. Нами только что получено следующее опровержение по поводу статьи, напечатанной во вчерашнем номере «[Neue] Rheinische Zeitung» и датированной «Кёльн, 4 июля», относительно ареста гг. д-ра Готшалька и Аннеке{52}.
«Я объявляю ложным сообщение, будто на жалобу г-жи Аннеке по поводу ареста ее мужа, произведенного в отсутствии должностного лица, я ответил:
Я не давал приказания о грубом обращении.
На самом деле я лишь заявил, что сожалею, если жандармы держали себя неподобающим образом.
Далее, я объявляю ложным сообщение, будто я выразился таким образом:
«Жандармы были направлены, для производства ареста по постановлению судебных властей».
Я лишь заметил, что арест был произведен согласно приказу г-на следователя о приводе.
Приказы о приводе по закону выполняются судебными исполнителями или представителем военной власти. Присутствие чиновника судебной полиции нигде не предусмотрено.
Содержащиеся в статье клеветнические выпады и оскорбления против г-на обер-прокурора Цвейфеля и жандармов, производивших арест, получат должную оценку во время судебного следствия, которое возбуждается по этому делу.
Кёльн, 5 июля 1848 г.
Государственный прокурор
Геккер»
Наши
Мы ошиблись лишь в одном юридическом вопросе. При аресте должен присутствовать не «чиновник судебной полиции», а лишь представитель государственной власти. Какую трогательную заботу проявляет кодекс о неприкосновенности личности!
Все же тот факт, что господа жандармы не предъявили приказа об аресте, остается незаконным. Незаконным является и то, что, как нам сообщили позднее, они еще до появления г-на Геккера и его спутника стали просматривать бумаги. Но прежде всего незаконным является грубое обращение, по поводу которого г-н Геккер выразил свое сожаление. Мы поражены, что судебное следствие возбуждается не против господ жандармов, а против газеты, которая разоблачила бесчинство господ жандармов.
Оскорбление могло бы относиться лишь к одному из господ жандармов, о котором говорилось, что он в ранний час «покачивался» по причинам более или менее спиритуальным или спиртуозным. Но если следствие подтвердит, — в чем мы ни на минуту не сомневаемся, — правильность фактов, т. е. грубого обращения, допущенного господами агентами государственной власти, то, по нашему мнению, мы только заботливейшим образом, со всем подобающим печати беспристрастием, подчеркнули, в собственных интересах обвиняемых нами господ, единственное «смягчающее вину обстоятельством; а прокуратура превращает это продиктованное человеколюбием указание на единственное смягчающее вину обстоятельство в «оскорбление»!
Наконец, об оскорблении г-на обер-прокурора Цвейфеля или клевете на него!
Мы просто поместили сообщение и, как мы сами указали, это сообщение основано на слухах, которые дошли до нас из надежных источников. Но ведь печать не только имеет право, но и обязана самым тщательным образом контролировать деятельность господ народных представителей. Мы одновременно указали, что парламентская деятельность г-на Цвейфеля дает основание полагать, что приписываемые ему враждебные по отношению к народу высказывания, возможно, имели место. Неужели у печати хотят отнять право судить о парламентской деятельности народного представителя? К чему же тогда печать?
Разве печать не имеет права находить, что в народном представителе Цвейфеле слишком много качеств обер-прокурора, а в обер-прокуроре слишком много качеств народного представителя? Зачем же тогда в Бельгии, Франции и т. д. происходят дебаты о несовместимости?
Что касается конституционной традиции, то мы рекомендуем посмотреть, как «Constitutionnel», «Siecle»[125] и «Presse»[126] при Луи-Филиппе оценивали парламентскую деятельность гг. Эбера, Плугульма и др., в то время, когда эти господа одновременно возглавляли прокуратуру и являлись депутатами. Почитайте бельгийские газеты, и именно строго конституционные — «Observateur»[127], «Politique», «Emancipation» — и посмотрите, как они оценивали парламентскую деятельность г-на Баве еще в прошлом году, когда г-н Баве объединял в своем лице депутата и генерального прокурора.