Собрание сочинений. Том 5

де Вега Лопе Феликс Карпио

Дон Леонардо

Моя Эльвира! Как же с нею В разлуке ночь я проведу?

Мендо

И мне тоскливо без Антоны, Моей красавицы жены, Но там во мглу погружены Тропинки горные и склоны, А здесь мы, выпив молока И сыру съев, вина нацедим, Потом подстелят двум соседям Овечьи шкуры под бока. Не лучше ль так? Но не пристало Мне спорить с мудростью самой.

Дон Леонардо

Хоть преградить мне путь домой Ни снежной буре, ни обвалу Не удалось бы, но сейчас Себя остаться принуждаю, И если так я поступаю, То знайте: только из-за вас. Я полон к вам такой приязни, Что был бы рад включить вас в круг Друзей ближайших.

Мендо

Что так вдруг? Не кажется ль вам сообразней Для

дружбы ровню подыскать? Ведь трудно столь различным людям, Как вы да я, — хоть вместе будем И есть, и пить, — друзьями стать. Науки муж и пентюх темный, Идальго и простой мужик — Где общий мы найдем язык? Нас разделяет ров огромный, Я речь об овцах заведу, Сеньор — о царственном величье, Я — про свои дела мужичьи, Вы — о взысканьях по суду.

Дон Леонардо

У жизни для всего живого Одно предначертанье — жить! Жизнь может сблизить и сдружить С ученым пахаря простого. Ведь общность жизненных путей Приводит к дружбе настоящей.

Мендо

Ну что ж…

Дон Леонардо

Чтоб видеться почаще Могли мы, я жене своей Скажу, чтоб с вашей подружилась.

Мендо

Все, видно, к этому идет.

Хилоте

Козленок только вас и ждет.

Мендо

Присаживайтесь, ваша милость.

Дон Леонардо

Как быть мне? Ведь Эльвира там Не спит в тревожном ожиданье.

Мендо

Тем будет радостней свиданье.

Хилоте

(в сторону)

Ученый лезет к мужикам! Зачем? Ведь при твоих повадках Похож, мне думается, ты На тех, кто ради простоты Чеснок ест в бархатных перчатках.

КОМНАТА В ДОМЕ МЕНДО

ЯВЛЕНИЕ ПЕРВОЕ

Санчо, Антона.

Санчо

Что? Нет из-за меня покоя? Ворчу все время и корю. Но ты ведь стала мне родною, И я как твой отец с тобою, А не как свекор говорю. Браню тебя не за наряды,— Все женщины обновам рады, Тут ничего плохого нет, Но плохо, что за этим вслед Приходят ветренные взгляды.

Антона

Грешит на суд суровый ваш Пристрастьем к модам ваша дочка? Где, в чем сказалась эта блажь?

Санчо

А вот взгляни на твой корсаж С серебряною оторочкой. Хоть женщина, готов признаться, Должна получше наряжаться, И тут не скажешь ничего, Но надо все ж соображаться С достатком мужа своего. Однако пряжки, так любовно Украшенные бирюзой, Что и средь утвари церковной Сверкали б в праздник храмовой; Иль вот на нитке золотой Кораллы, что, как пламя, рдея, Твою охватывают шею, Иль туфли, на которых ты Из бантов пышные кусты Взрастила, замши не жалея,— Совсем не для тебя!.. Пойми: Твой муж не князь и не подеста, Он из простого слеплен теста, И между скромными людьми Вы для себя ищите место. А угольная пыль к тому ж Так крепко въелась в наши руки, Что хоть от злости занедужь, Ее не смоет ни твой муж, Ни сыновья его, ни внуки. Тебя Прекрасной нарекла Молва… Но будь такой же скромной Ты, став мне дочерью приемной, Какой в девичестве была. Поверь: ты более мила В крестьянском, просто сшитом платье, В нем (таковы мои понятья) Укрыта женщина от бед. Так не сердись за мой совет, Честь дочки должен охранять я.

Антона

Да хранит вас бог самих, Добрый Санчо, хоть от желчи Ваших въедливых советов, Словно жимолость, увянет Вскоре молодость моя. Просите за все укоры Вас простить. Но все прощают Старикам их незаметно Прочь умчавшиеся годы. Кто же видел, чтобы старость, Отягченная годами, К легкой юности своей Обращала бы лицо? С кровью стынущей — ведь в ней Гаснут жизненные соки — И с душою, оскорбленной Тем, что лишь объедки жизни Доедать им остается,— Злятся старики на всех, Видя и не понимая, Что готово закатиться Солнце жизни их. Четыре Жизненных поры подобны Четырем животным. Вот что Вам о них я расскажу: Человека от пяти До одиннадцати лет Несмышленышем, ягненком Назову. И он проводит Время в играх и забавах, Прыгая, резвясь беспечно. От четырнадцати лет И до тридцати он схож С благородным скакуном; Ведь и этот — то гордится Яркой праздничною лентой, То по прихоти внезапной Удила перегрызает. В сорок — это лев, свирепей Тех, что бродят по ущельям Гор Албанских или рыщут В дебрях Индии. Ваш возраст Уж простите, что его С отвратительным животным Сравнивать принуждена я,— Мне свинью напоминает. Роется она в отбросах Тупоносым грязным рылом, Словно днем и ночью в них Роет для себя могилу, Вечно хрюкая, ворча, Недовольная другими И собою — оттого что От нее малейшей пользы Нет, покуда не вонзится Нож в щетинистую шею. Разве за двоих мужчин Я, отец мой, вышла замуж? Нет, за одного! А Мендо Хочет, чтоб я наряжалась, Хочет, чтоб была красивой, Хочет, чтоб для глаз приманкой Я была. Его ведь это Больше радует, чем сердит. Все от слова и до слова Помню, что священник в церкви Произнес, соединяя Руку Мендо и мою: «Днесь во славу Авраама, Иакова и Исаака Волею господней слиты Ваши души воедино». Но не помню, чтобы падре Или те, что отвечали На его слова, сказали, Что отныне не должна я Туфли с бантами носить И запястья золотые. Хоть с советами отца Сын считается, не буду Следовать им, так как мужу Разонравиться боюсь. Знаю: ленты и запястья Ни прибавят, ни убавят Добродетелей душе, А ведь их мой муж во мне Ценит более всего. Но когда бы я носила Туфли с пряжками из меди, Иль тряпичные подвязки, Иль чулки, как у монашек, Или юбку, что покрышкой Для кареты быть могла б, И, хоть женщина я, больше На сундук была б похожа, То ушел бы от меня Муж туда, где покрывает Дорогое полотно Тонкой выделки голландской Кожу нежную как шелк; Где душистой мазью щеки Так пропитаны, что стали Непрозрачными, как будто Навощенная бумага, И сквозь них не проступает Бледность, если даже даме В обморок упасть случится; Где перчатки из янтарной Замши руки облегают; Где кокетливые челки, Грация и хитроумье Столь приятно раскрывают Двойственность натуры женской. Ради этого охотно Муж со всем своим добром Распростится и пинками Из дому меня прогонит. Знайте, свекор: чтоб мужчина Женщину любил, ей нужно, Чтобы тело у нее Было мягким, словно шелк, А душа подобна ртути. Санчо! Вы всего превыше Уголь цените, а я — Золото любви, и всех Я богаче, им владея.

Санчо

Что ж, хоть пилюлей подслащенной Не назовешь ответ такой, Но в нем сказался разум твой. Да! Вышла замуж ты, Антона. Да! Мендо стала ты женой, И всех обдать ты вправе стужей, Кто сунет нос в твои дела. Ведь с той минуты, как вошла Ты в этот дом, на плечи мужа Забота о тебе легла. Но тугодум, я это знаю, Мой сын. Пытался вам отец Помочь, обоих наставляя, Да впору вспомнил: «Я глупец, Коль время попусту теряю». Вам помощь Санчо не нужна, Тебе и мужу власть дана Решать самим, что вам пригодней, Но знай: хорошая жена Дарована рукой господней.

(Уходит.)

ЯВЛЕНИЕ ВТОРОЕ

Антона одна.

Антона

Невольно после слов его Себя сомненьями источишь. Биенье сердца моего — Мой муж! Хочу лишь одного: Такою быть, какой ты хочешь. Лишь для тебя все эти ткани, Но видишь ты: любовь мою Тебе я также отдаю В тот час, когда без одеяний Я пред тобою предстаю.

ЯВЛЕНИЕ ТРЕТЬЕ

Антона, Инес.

Инес

Ах! Улицу окиньте взглядом! Под вашим, госпожа, окном Два солнца, золотым огнем Лучась, сверкая, мчатся рядом. Сеньор Энрике на гнедом! Скакун его весь в брызгах пены, И словно лебедь он летит, Уздой играя драгоценной. А на буланом кто сидит? О, дон Фернандо несравненный! В родстве, — но не об этом речь,— С самим епископом сеньоры. Куда скорей к ним ваши взоры Должна их грация привлечь, Сама их внешность, по которой Легко приезжих в них признать. Так не угодно ль приказать Вам красоте своей чудесной Взглянуть на них и показать Себя в знак милости небесной? Вот вновь пришпорили коней, И пламени поток бурливый Растекся по груди камней. К балкону скачут, и, ей-ей, Копыт израненных огнива Хотят воспламенить ваш лед Огнем любви неодолимым. Да, смело он игру ведет, Грозя и жизни, что течет В спокойствии невозмутимом.