Собрание сочинений. Том 6. На Урале-реке : роман. По следам Ермака : очерк
Шрифт:
Каждую ночь теперь то у слесаря Константина Котова, то в землянке Ильи Заварухина собирались рабочие.
Жена Ильи — беленькая синеглазая Зина, с которой уже сошел летний загар, пуще всего заботилась о том, чтобы пятилетний сынишка Каська и трехлетняя Зойка не увидели хранившиеся в подполье разобранный пулемет, винтовки, наганы и охотничьи берданки — учебные пособия для красногвардейцев. Увидят — быть беде: не привяжешь болтливый детский язычок, а своим разумом еще не
Вот и сегодня, когда стемнело, собрались у Ильи товарищи. Пришел и Харитон Наследов.
— У-у, какое кадило раздул богоданный атаман! Чуть не взбунтовались сегодня солдаты в казармах. Подтаскивает он отовсюду своих верных казачишек, а солдат, с которыми мы подружились, разоружает и гонит по домам. — Харитон встряхнул кепку, положил ее и ватник у порога на кучу одежды. На улице бушевала осенняя непогода, в рамы двух плотно завешенных изнутри окошек хлестал крупный дождь. — Погодка — вырви глаз, зато все стукачи сидят дома.
— Стукачей у атамана довольно, в любую погоду за нами следят. — Илья Заварухин накинул на дверь кованый крючок и вернулся к лампешке, светло горевшей на врытом в землю столе, вокруг которого тесно сидели железнодорожники.
Были тут и Лешка Хлуденев со старшим братом Кузьмой, и Федор Туранин — фронтовик-артиллерист, обучавший рабочих военному делу, пока втихомолку, теоретически: все приходилось объяснять по примитивным чертежам.
Народу набилось больше обычного, поэтому Зина поспешила пораньше уйти за положок, чтобы следить за ребятишками. Да и от тесноты забиралась она на койку.
Туранин толковал будущим артиллеристам об орудиях навесного и настильного огня, о прицелах, скоростях, траекториях полета снарядов, знакомил их с обязанностями орудийной прислуги. Впервые ему, не блиставшему грамотностью, пришлось заниматься преподаванием, и он обливался потом, вычерчивая на обрывках бумаги детали орудий. Карандаш в его грубых, узловатых пальцах выглядел соломинкой. Куда легче было махать молотом в жарком цехе, да и на фронте он нянчил тяжеленные снаряды с большей ловкостью. Хрупкий карандаш то и дело ломался.
У Ильи Заварухина, обучавшего другую группу обращаться с винтовкой и станковым пулеметом, дело шло куда веселее, потому что его ученики могли тут же ознакомиться с оружием. Недостатки обоих инструкторов и теснота возмещались жадным вниманием слушателей.
— Пушка, стало быть, предназначена для стрельбы по наземным, морским и воздушным целям при больших дальностях, — отвечал Харитон, уже зазубрив урок. — Поэтому у ней длинный ствол в отличие от гаубицы. Она бьет до семи верст (нам-то эдак, поди, не потребуется?) и может скорострельно выпаливать до десяти выстрелов в минуту… Это сколько же снарядов потребуется на одно орудие? Да у нас сроду столько
— Слушай, ты зря не трать время! — сердился Туранин. — Может, у нас и мортиры не будет, и гаубицы не будет. Но должон же ты, будущий артиллерист, отличать пушку от мортиры!
— От мортиры-то я ее отличу, раз та похожа на ступку: коротенькая да широкая, да без лафетного станка, а вот гаубицу… Ведь калибры-то тоже разные! Ежели гаубица мощная, а пушчонка так себе!.. Я раньше рассуждал: капиталисты — хичные гады, раз они всякие орудия для уничтожения людей придумали. А теперь все заполучить охота для своей Красной гвардии. Да побольше!
— Помолчи-ка ты, — посоветовал Митя, разбиравший по соседству винтовку. — Ты дядю Федора закружил. Чего ты сегодня треплешься?
— Вы себе занимайтесь, а я вам про машиниста Оглодкова расскажу, — предложил Лешка, ожидавший очереди к пулемету, водруженному на стол без станка и колес: они хранились отдельно в огородной яме у Хлуденевых. — Вы знаете, у него, Оглодкова-то, возле вокзала дом хороший и сад, и он вечор Кузьме заявил: не хочу, мол, вмешиваться в красные дела. Мне, мол, все одно, что городская дума, что Советы, что казачий круг. Был бы заработок. Это как вам нравится? А еще рабочий!
— Ну какой он рабочий? — с презрением сказал Кузьма. — Сам батраков нанимает. И в церковь ходит с супругой, ровно купец, в лакированных сапогах, при галстуке, на брюшке цепочка с брелоками.
— Все сегодня разболтались чего-то! Серьезней занимайтесь, — приструнил товарищей Константин Котов. — В красногвардейцы много народу записалось. Каждому надо поучиться военному делу.
Наступила тишина. Раздавалось только позвякивание, посапывание, негромкие объяснения и ответы.
И вдруг, точно луч света, возникло среди землянки беловолосое чудо — Каська в коротенькой рубашонке. Он вмиг пробрался к отцу, потерся заспанной рожицей о его щетинистый, колючий подбородок. Среди тишины звонко прозвучал хватающий за сердце детский голосишко:
— Чего-то сегодня не спите? Чего-то ладите?
— Самовар ремонтируем, сынок, — неловко соврал Илья Заварухин, забирая в грязные от смазки ладони нежное личико сына и стараясь отвернуть его от стола и от скамейки, где лежали две только что собранные винтовки.
Рабочие окружили постреленка тесным кругом, а Лешка Хлуденев прямо лег на стол, заслоняя собой пулемет.
— Спать тебе надо, — говорил Заварухин, унося мальчишку в угол, где за пологом сладко похрапывала Зина, умаявшаяся за день. — Вон мамка спит, и Зойка спит, и тебе, огольцу, дрема ворожит.
— Успел? Вылупился? — Зина вскочила, сконфуженно напустилась на сынишку. — Нате-ко! Умудрился — слез с койки! Айда на место!
Беленькая ручонка крепче обвилась вокруг смуглой шеи Заварухина.