Собрание сочинений. Том 6. На Урале-реке : роман. По следам Ермака : очерк
Шрифт:
По ночам уже схватывало землю крепкими заморозками, а днем раскисало. И такие серо-сизые тучи наплывали, громоздясь над городом, что горожан, выбитых из жизненной колеи, еще сильнее томило беспокойство. Вот одна почти черная громада, широко распластав крылья, снова надвинулась из степей, нависла, как хищная птица, над потемневшими улицами, заглядывая в каждый двор, в каждый дом.
— Не бывает в эту пору грозовых туч. Что это, господи? — говорили прохожие; верующие при этом крестились и прибавляли
Но азартные политики, чуждые суеверий, как всегда, собирались в скверах и на бойких перекрестках у афиш, обсуждали подробности новых событий. Разносчики, размахивая газетами, кричали о грандиозном скандале, устроенном большевиками на заседании Совета депутатов: «Такого скандала не было в Оренбурге с начала двадцатого века!»
— Мы тебя ждали всю ночь. Мама ужасно беспокоилась! — говорила брату Лиза Коростелева. Захватив сшитое для заказчицы платье, она забежала в партком и застала Александра, когда он крепко спал на большом канцелярском столе. — Ну, что ты лежишь так? Даже смотреть тяжело!
— Как покойник, да? — хрипловатым спросонья голосом спросил Александр, опустил ноги в аккуратных сапогах, потер ладонями лицо и, потянув за собой пальто (шапка была в изголовье), встал перед сестрой. — Понимаешь, заседание затянулось до четырех утра. Цвиллинга отпустили раньше закончить статью для газеты; он сегодня уезжает в Петроград. А я зашел сюда, чтобы передать ему еще кое-что по телефону, да так разморило в тепле — лег и сразу уснул. На столе потому, что тут, на Хлебной площади, крыс полно, заскакивают ночью и к нам.
— Что вы так долго обсуждали? — строго спросила Лиза. Она знала, что в купеческих подвалах всякой нечисти довольно, и слова о крысах пропустила мимо ушей. — Сегодня по всему городу расклеили приказы… Запрещаются митинги, собрания, а заодно орлянка. Это у них называется «групповые развлечения».
— Кем подписано? — быстро спросил Александр, расправляя на плечах надетое пальто и счищая с полы приставшие соринки.
— Губернским комиссаром…
— Эсер Архангельский!
— Да, потом городским головой Барановским, председателем комитета общественной безопасности, а еще — подумать только! — атаманом Дутовым!
— Что же тут думать? Приказ прямо от его имени, остальные — сбоку припека.
— Никто не принимал этого всерьез. Пока я бежала сюда, чего только не наслушалась. Сборища образуются везде. Больше всего говорят о том, что казаки захватили власть и установили диктатуру атамана Дутова. По приказу-то похоже на правду!..
— Я провожу тебя по пути в редакцию, а оттуда зайду к Цвиллингу. Нам обязательно надо увидеться перед его отъездом.
— Жалко, что уезжает. Да?
— Не то слово! После съезда Советов он должен вернуться обратно,
— Виринею Сивожелезову вы тоже в «Пролетарий» взяли?
— Нет, она пока в «Заре» работает, там у нее квартирка. У нас-то еще ничего нет.
На слегка побеленных снегом грязных улицах, затемненных нависшими тучами, метались горожане, то и дело собирались в группы и вдруг разбегались в стороны.
— Слушаются все-таки приказа-то, боятся! — заметил Александр, наклонясь к розовому от холода уху сестры и взяв ее под руку.
Они втерлись в большую толпу у магазина, рассматривая витрину, прислушались к невнятному говору:
— Начинается!
— Что начинается? Где?
— По всем городам России, от Петрограда до нашего Челябинска идет резня.
— Но в газетах не пишут о резне, и в Оренбурге спокойно. Столкновений нет.
— Потому что у нас мало большевиков и много… э-э… много казаков.
Лиза и Александр переглянулись.
— Порядок будет наведен повсюду. Мы не позволим большевикам самовольничать.
— Правильно. Поэтому всю полноту власти Временное правительство уже передало генералам — Багратуни, Кишкину, Пальчинскому, Ротенбергу…
— Боже мой! Один русский, и тот Кишкин! Несчастная Россия! Недаром писали, что при награждении адмирала Макарова, когда государь спросил его: «Что я могу еще для вас сделать?», он будто бы ответил: «Сделайте меня немцем, ваше величество…»
— Ротенберг — патриот России и ненавидит немцев.
— Но ведь теперь столкнулись большевики и Временное правительство. Это уж пахнет гражданской войной.
— Мы тоже выступим на защиту отечества. У нас, слава богу, есть казаки и атаман Дутов.
Лиза, забывшись, крепко сжала пакет с платьем, которое так старательно отутюжила дома, и подтолкнула брата локтем: дескать, чувствуй, большевик! (Она и сама на днях вступила в партию).
— Вы слышали, в редакции «Рабочей зари» собрался комитет меньшевиков.
— Что толку?
— Прения шли по вопросу: бороться ли против большевистской власти слева или с возможностью контрреволюции справа — со стороны монархистов?
— Да это возмутительно — «слева или справа?». Любое посягательство на власть Временного правительства и созыв Учредительного собрания — контрреволюция!
— Возмущаются, а сами для революции — гроб с музыкой! — сказал Александр, когда толпа обывателей вдруг засуетилась и растаяла: ехал казачий патруль.
Но, несмотря на запрет собираться, оренбуржцы, еще не привыкшие к таким строгостям, скучивались на каждом шагу. Какой-то запыхавшийся господин взмахнул развернутой газетой у афишной тумбы, и его сразу окружили прохожие, охваченные беспокойством, страхом, любопытством: