Собрание сочинений. Том 7
Шрифт:
«Но, наперекор всему, я говорю вам, что, как ни больно идти одинокими тропами изгнания, вдали от отчизны, вдали от родины, вдали от престарелых родителей, я ни за какие земные блага не променял бы свою чистую совесть на угрызения совести ренегатов и бессонные ночи власть имущих» (стр. 71).
Если бы только можно было отправить в изгнание этих господ! Но разве они не носят с собой в своих чемоданах отечество в виде франкфуртских стенографических отчетов, из которых исходит к ним самый настоящий воздух отчизны и избыток чудеснейшего самодовольства?
Впрочем, если г-н Симон утверждает, что он поднял голос в защиту борцов за
Написано в январе — феврале 1850 г.
Напечатано в журнале «Neue Rheinische Zeitung.
Politisch-okonomische Revue» № 2, 1850 г.
Печатается по тексту журнала
Перевод с немецкого
ГИЗО. «ПОЧЕМУ УДАЛАСЬ АНГЛИЙСКАЯ РЕВОЛЮЦИЯ? РАССУЖДЕНИЕ ОБ ИСТОРИИ АНГЛИЙСКОЙ РЕВОЛЮЦИИ». ПАРИЖ, 1850{23}
Памфлет г-на Гизо ставит себе целью доказать, что Луи-Филипп и политика Гизо собственно не должны были потерпеть крушение 24 февраля 1848 г. и что лишь скверный характер французов виной тому, что Июльская монархия 1830 г. после 18-летнего мучительного существования пришла к позорному краху, не обнаружив той долговечности, которой наслаждается английская монархия с 1688 года.
Из этого памфлета видно, что даже самые умные люди ancien regime {старого порядка. Ред.}, даже те, кому ни в коем случае нельзя отказать в своего рода таланте историка, до того сбиты с толку роковыми февральскими событиями, что утратили всякое понимание истории, даже понимание своих собственных прошлых поступков. Вместо того, чтобы понять на основании опыта февральской революции радикальное отличие исторических условий и расстановки общественных классов во французской монархии 1830 г. и в английской монархии 1688 г., г-н Гизо несколькими морализирующими фразами сводит на нет все различие между ними и клянется в заключение, что обанкротившаяся 24 февраля политика «сохраняет государства и одна только способна покончить с революциями».
Если точно сформулировать вопрос, на который хочет ответить г-н Гизо, то он сводится к следующему: почему в Англии буржуазное общество развивалось в форме конституционной монархии дольше, чем во Франции?
Для характеристики знакомства г-на Гизо с ходом буржуазного развития в Англии может послужить следующее место:
«При королях Георге I и Георге II направление умов изменилось; внешняя политика перестала быть главным предметом их интереса; преобладающей заботой правительства и общественного мнения стали внутренняя администрация, сохранение мира, финансовые, колониальные и торговые вопросы, развитие парламентского режима и парламентская борьба» (стр. 168).
Г-н Гизо находит в правлении Вильгельма III только два достойных упоминания момента: сохранение равновесия между парламентом
Что войны против Людовика XIV были чисто торговыми войнами с целью уничтожения французской торговли и французского морского могущества, что при Вильгельме III господство финансовой буржуазии получило свое первое освящение в результате учреждения банка и образования государственного долга[127], что для мануфактурной буржуазии в результате последовательного проведения покровительственной системы были созданы условия дальнейшего подъема, обо всем этом г-н Гизо даже не дает себе труда сказать. Для него имеет значение только политическая фразеология. Он даже не упоминает о том, что при королеве Анне господствующие партии только тем и смогли сохранить себя и конституционную монархию, что путем государственного переворота удлинили срок парламентских полномочий до семи лет и таким образом почти совершенно уничтожили влияние народа на правительство.
При Ганноверской династии Англия уже настолько ушла вперед в своем развитии, что смогла вести торговую войну против Франции в современной форме. Англия сама воевала с Францией лишь в Америке и Ост-Индии, а на материке довольствовалась тем, что нанимала для войны против Франции иностранных государей, как, например, Фридриха II. И в то время как внешняя война лишь принимает иную форму, г-н Гизо заявляет, что «внешняя политика перестает быть главным предметом интереса» и на ее место становится «забота о сохранении мира». Насколько «развитие парламентского режима и парламентская борьба стали преобладающей заботой правительства и общественного мнения», об этом можно судить по имевшим место при министерстве Уолпола скандалам с подкупами, которые, правда, похожи, как две капли воды, на скандалы, стоявшие в порядке дня при министерстве Гизо.
Объяснение того, почему английская революция приняла, по его мнению, более благоприятный оборот, чем французская, г-н Гизо видит главным образом в двух причинах: во-первых, в том, что английская революция носила насквозь религиозный характер и, следовательно, никоим образом не порывала со всеми традициями прошлого, и, во-вторых, в том, что она с самого начала выступала не как разрушительная, а как консервативная сила, что парламент защищал старые существующие законы от посягательств короны.
В отношении первого пункта г-н Гизо забывает, что свободомыслие, так пугающее его во французской революции, было ввезено во Францию именно из Англии. Локк был его отцом, а у Шефтсбери и Болингброка оно уже приняло ту остроумную форму, которая получила впоследствии во Франции столь блестящее развитие. Итак, мы приходим к любопытному выводу, что то самое свободомыслие, которое, по мнению г-на Гизо, послужило причиной крушения французской революции, было одним из важнейших продуктов носившей религиозный характер английской революции.