Собрание стихотворений

Ладинский Антонин Петрович

4. ГАДАНЬЕ

Колода карт гадальных — Как веер на столе, Все о дорогах дальних, О черном короле. Но к черной розе прямо Свинцовый шмель летит, И пиковая дама Сопернице грозит. Вы в тех краях беспечных, Где круглый год одна Царит в эфирах вечных Бессмертная весна, А мы — в пределах плача, И пальма зимних стран От пальчиков горячих, От вздохов и румян Склоняется и тает В смятении, в тепле И снова расцветает На комнатном стекле. А за окном мороза Хрустальный слышен звон, К морозу рифма — роза С державинских времен.

5. АДМИРАЛ

Скрипят

корабли в туманах, Вздымаются, как на весах, И ветер, как в нотных станах, — В мачтовых новых лесах. А на палубах зыбких матросы Богохульствуют до хрипоты, Бездельники и отбросы, Картежники и плуты. Вот изволь эти грешные души Атлантикой к Богу вести, Обещать им пальмы и суши И не перевешать в пути! И ты помнишь — цингу в океанах, Б унты на борту и свинец, И гулкие, как барабаны, Пустые бочонки. Конец. Но на гребень прекрасного вала Увлекает людей за собой Бессонница адмирала Над картою голубой И в пути, в переходах бурливых, Укрощая кипенье валов, Неразумных ведет, нерадивых Средь опасных страстей и грехов. О, высокое званье поэта, Твой удел — голубая страна, И в бессонную ночь до рассвета Одиночество и тишина, Пока пересохшие глотки Не захрипят с корабля О небесной находке — Земля! Земля! <1927>

6. ЩЕЛКУНЧИК

Щелкунчику за святочным рассказом — Орехи золотые разбивать, Фарфоровым же куклам синеглазым — О платье замечательном мечтать. Но в грохоте балетных представлений Щелкунчик собирается в поход — Судьба решится на полях сражений, Где деревянная лошадка ржет. Палят горохом пушки непрестанно, Игрушечная кровь течет рекой, И падает солдатик оловянный, До гроба верный страсти роковой. Так в голубых и призрачных пределах Душа витает Ваша. До конца Стоим и гибнем мы в мундирах белых, И мышь грызет свинцовые сердца. О, море слез! — Блаженной крупной солью Утешен подвиг, Терпсихоры труд: Прихрамывая, мышь бежит в подполье, А балерине розы подают.

7–9. СТИХИ О МОСКОВИИ

Т.А. Дриженко-Турской

1. «Зима. Морозный на щеках румянец…»

Зима. Морозный на щеках румянец. Медвежий храп в сугробах. Волчий вой. Как путешественник и чужестранец, В дневник записываю путевой С пейзанами в харчевнях разговоры. Поет на петлях дверь, клубится пар, На окнах леденистые узоры, И песенку заводит самовар. А люди — великаны, бородатый Знакомый с чернокнижием народ; Войдут — садятся, бороды лопатой, И чашка водки по рукам плывет. Проезжий поп — о вере: стол дубовый Гудит, в огне лохматом голова, Текут из рукописных часословов Латынью варварской его слова, Но, хлопая ладонью по мушкетам, Разбойники глядят, как темный лес, И с петушиным пеньем, пред рассветом, Седлать коней уходят под навес… Зачем же тихим, тихим океаном Душа разбойничья здесь назвалась, Гостеприимным паром и туманом С мороза в теплых горницах дымясь? Скорей, скорей — все дальше! Зимней стужей Мечту вздувает ветер. Снег валит. Из снеговой стихии неуклюжей Огромная страна ко мне летит.

2. «Ну вот — приехали, и кони — в мыле…»

Ну вот — приехали, и кони — в мыле, Земля качается, как колыбель, Я говорил, волнуясь, о светиле, Что каждый день встает из их земель. Смеялись добродушно московиты: — Зима у нас, ослепли от лучин… — Но видел, что гордились домовитым Кремлем и ростом сказочным мужчин. А солнце! — розовое спозаранок — Рукой достать! Какая красота! Вот почему в глазах московитянок Волнует голубая теплота. Как полюбил я русские рубашки, За чаем разговоры про народ. Под окнами трещит мороз, а чашки Дымят, и голос мне грудной поет, И колокольни, хором надрывая Всю нежность бархатных колоколов, — Как жалоба прекрасная грудная На пышные сугробы зимних снов.

3. «А утром пушки будят странный город…»

А утром пушки будят странный город, Весь розовый, в дыму и в серебре, И вспоминают Индию соборы, Грустят о нежной бронзовой сестре. Там пальмовая роща снегу просит, Морозов ледяных и теплых шуб, Все снятся ей крещенские заносы, Медвежий храп и дым московских труб. Озябла стража в инее мохнатом, Скрипят полозья, и бежит народ, На башенных кремлевских циферблатах Страна векам тяжелый счет ведет. И за прилавком, щелкая на счетах, Поверх очков блюдет свои права, Считает миллионами пехоту Завистливая мудрая Москва. И я пою на путеводной лире, Дорожные перебирая сны, Что больше нет нигде в подлунном мире Такой прекрасной и большой страны.

10. БЕГСТВО

Пропели хриплым хором петухи — Взволнованные вестники разлуки, И мы, прервав беседу и стихи, Седлали лошадей, грузили вьюки. Мы тронулись. Флоренция спала — У темных городских ворот солдатам: «Нас задержали поздние дела, Теперь мы возвращаемся к пенатам»… И на горбатый мост в галоп, а там — Оливковыми рощами, холмами. Шумел в ушах печальный воздух драм, И ветер путевой играл плащами. Так мы летели мимо деревень, В харчевнях прятались на сеновале — Внизу сержанты пили целый день, Хорошеньких служанок целовали, А к вечеру — над крышей стаи птиц. И розовело северное небо. И, побледнев от скрипа половиц, Трактирщик приносил вина и хлеба. И ты заплакал, как дитя, навзрыд, Ты вспомнил дом суконщика, ночную Погоню вспомнил, цоканье копыт, И родину прекрасную слепую…

11. ЛЮБИМИЦА

Не оглядываясь на подруг, Панику в рядах пернатых сея, Ты взлетаешь, вырвавшись из рук. Ты ли это, милая Психея? Ты взлетаешь, горячо дыша. Разве нам лугов зеленых мало? Помнишь ли, как в полдень, не спеша, Ты пшеничные поля пахала? Ну куда тебе такой летать, Ну куда такой нерасторопной И привыкшей почивать — Да по рытвинам четырехстопным? Но по берегу житейских вод, На речной песок роняя пену, Увеличивая мерный ход, Вылетаешь на арену. Закусив до боли удила, На ветру огромных расстояний, Разгораясь до бела В грохоте рукоплесканий, Первою приходишь ты к столбу, Падаешь, храпишь, бока вздымая, Загнанная лошадь молодая С белою отметиной на лбу.

12. КРЕСТОНОСНЫ

Мы облаком соленой пыли Дышали на заре, впотьмах, Пролетая морские мили На вздыбленных кораблях; И воспаленными глазами Из-под ладони глядели вдаль: Где же, наконец, за морями — Грааль! Грааль! И ветер — огромный ворох — Шевелил прядь волос, А на знаменах — лилейный шорох И пригоршни роз. От бедной земли за туманом Воздушный мачтовый лес Летит, летит по океанам На голубые холмы небес. И вот — посреди вселенной, Клубящейся, как дым, Встает розовостенный Небесный Иерусалим. О, слышать нельзя без волненья В лазури среди облаков Хлопанье крыльев и пенье Городских петухов. Как блудный сын, как нищий, Мы смотрим на райский град, На ангельские жилища, На пальмы и виноград. Но ради небес умирая На охапке железных пик, Мы думаем не о рае, — О земле наш последний крик: Только земля, земное, Черная, дорогая мать, Научила любить голубое И за небесное умирать.

13. КОРАБЛЬ

О пышный гул сравнений И шум ветрил: Средь кораблекрушений Поэт сравнил И бытие земное С ладьей не раз В бессмертье голубое Влачившей нас. В потоке быстротечном Скрипят борты, Морским виденьем встречным Проходишь Ты, Стихами небо хлещет На зыбкий стол, Как палуба, трепещет И ходит пол, Взлетает желтой щепкой Наш утлый дом, Вскипевший воздух — крепкий Матросский ром, Ты не узнаешь даже, Что в двух шагах Мы гибли в этой саже — В ночных валах.