Собрание стихотворений

Ладинский Антонин Петрович

14. КАМЕНЩИКИ

С какою осторожностью огромной Средь огорчений, сквозняков, простуд Мы берегли в шкафах достаток скромный, Хранили наших очагов уют. Мы по кирпичикам вели постройку, Умом раскидывая так и так, Выгадывая каждую пристройку, Окошко, лесенку или чердак. Но сердце прозревало расставанье, Как птица приближение весны: Все рушится — непрочное создание — Руками жалко всплескиваем мы. Нам больше делать нечего в Европе, В хозяйстве бедном подведя баланс, Берем билет, носильщика торопим, И запылил почтовый дилижанс. А в синей бухте ждет кораблик хрупкий, Три мачты стройных отклонив слегка, Румяный капитан из белой рубки Мечтательно глядит на облака. И мы глядим на небо голубое — Как держится над синевой морей Такая масса воздуха, покоя, Воздушных балок, дымных кирпичей? Да,

самое прекрасное в творенье — Вот этот воздух, перекрытий лёт, Вся эта легкость, простота, паренье, Божественный строительный расчет. Теперь, когда по всем дорогам рыщем, Нам кажется убогим и кривым Людское темноватое жилище В сравненье с домом солнечным Твоим.

15. АРХАНГЕЛЬСК

В плену у льдов стеклянных, С десятком фонарей — Архангельск деревянных Бревенчатых церквей, Полночный мир сугробов, Мехов и тучных рыб, Большой любви до гроба Средь айсберговых глыб. Летает снег над миром, Над сказкой ледяной, Чадит китовым жиром Светильник городской, И просит север строя, Зефиров и колонн, А небо золотое, Как странный детский сон… Там корабли мечтают О голубых морях, Там розы умирают На снежных пустырях, В арктических пожарах, На ложе пуховом, И китобои в барах, Как воду, хлещут ром. Ах, жарче дона Хозе Пылает этот лед, И к эскимосской розе Полярный воздух льнет, Холодную голубку Приносит мальчик в дом, Раскуривает трубку Мечтатель угольком.

16. «Нам некогда подумать о здоровье…»

Нам некогда подумать о здоровье, О воздухе, что окружает нас, И на соломенное изголовье Готовы мы свалиться всякий час, Но, как волы, торжественно вздыхая, Влечем ярмо, суровый наш урок; Земля, то черная, то голубая, Скользит и уплывает из-под ног. Ну как мы землю зыбкую устроим — Вспаши-ка рвущуюся в облака, — А оводы кружатся липким роем, И с хрипом раздуваются бока. Вот, кажется, не выдержишь — крылами Огромными свинцовыми забьешь, Всей тушей рухнешь между бороздами И, запрокинув голову, взревешь! Когда взойдет на этих нивах колос — Пшеничный шум до голубых стропил, Припомнят жницы чей-то темный голос, Который с небесами говорил.

17. АРГОНАВТЫ

За ледяным окном, в глухие зимы, Лучиной озаряя темный день, Мечтали мы о море и о Риме В сугробах непролазных деревень. Мы строили большой корабль, и щепы Под топором вскипали, как вода, Мы порохом грузили сруб нелепый — Мы отлетали в вечность навсегда. Ревели девки, бабы голосили.

— Ну, дуры, ничего! — Отдай концы!

— Салют! — И в пушечном дыму поплыли

Глаза, как голубые леденцы. Сначала шли по рекам, а навстречу Ползут ладьи. Народ кричите ладей: — Куда плывете? — Мы в слезах: — Далече! Прощайте! Отлетаем в эмпирей! И видим, крестятся они со страху, Скребут в затылках, смотрят в облака, А ветер кумачовую рубаху Раздул у рулевого мужика. Глядим — и море! В сырости колючей В тулупах зябнут плечи северян. Корабль шумит. Высокий лес дремучий — Искусство корабельное селян. Ах, нас манили песенкой сирены И подбирали нежные слова. Нырял дельфин. Над розоватой пеной Кружилась с непривычки голова. И вдруг — труба запела. Черным валом Метнулся океан в ночную высь. И, побледнев, мы стали к самопалам: Ну, начинается, теперь держись! Как ахнем из двенадцатидюймовых — Все дыбом! На ногах стоять невмочь! Ревели топки. И в дождях свинцовых Мы погибали в эту злую ночь. Но таяли армады, как виденья — Вот, думаем, отбились кое-как! Свернем-закурим! В сладком упоеньи Кружился розовый архипелаг. О солнце, суждено нам плыть! В пучину Лететь! И вот уже дубы растут, И на дубах сусальную овчину Драконы огненные стерегут. А капитан смеется: — Мореходы! Эх вы, «овчина», мужичье! Руно! Не корабли вам строить, а колоды, Сивуху вам тянуть, а не вино…

18. ГОТИЧЕСКАЯ ЗИМА

Тринадцатого века Я полюбил красу, Румяных дровосеков В готическом лесу, Жар изразцов и льдины Средь нюренбергской тьмы — Каштаны и камины Классической зимы. Пришел конец телегам, И крендель золотой Посыпан сладким снегом Над булочной ночной. Колеса замерзают, Не вертятся, ползут, Коню не помогают Ни окрики, ни кнут. И в этой зимней стуже, В сугробах синих чащ Прохожий зябнет, тужит, Запахивает плащ, Завидует прохожий Теплу бобровых шуб, Домам далеким тоже, Где дым валит из труб. Звенит стеклом планета От ветра и колес, Но солнце для поэта Выходит на мороз. Вот — елочек уколы Хрустальных на окне, Летает снег, как пчелы, В прекрасной тишине. Как в скандинавской драме, В последнем акте — вдруг Он падает горстями Из чьих-то нежных рук, Он землю утешает Падением своим, И к небу отлетает Дыханий наших дым.

19. ПЕРЕСЕЛЕНИЕ

Когда на новую квартиру Перебираются жильцы, Им весело навстречу миру Лететь в просторные дворцы, И потрясают мостовые Огромные ломовики, Влача в пространства голубые Домашний скарб, узлы, горшки. А рядом, забывая беды, Не глядя за плечо назад, Мечтатели и непоседы О новой жизни говорят: Им чудятся большие планы, Воздушных комнат череда, Никелированные краны И в изобилии вода. Так покидая пепелище, Пустой очаг, бумажный сор, Мы грезим об ином жилище, О воздухе небесных гор, Так наши чердаки, подвалы Нас научили в тесноте Мечтать о необъятных залах, О солнце и о чистоте. Слабеет голос утомленный На пышном пиршестве друзей — О смерти думает влюбленный, И розы говорят о ней. Да, пище сладостной не рады Пирующие за столом, И жаждут ледяной прохлады Разгоряченные вином. А за окошками снаружи Насквозь промерзшая земля — Бушует огненная стужа За зимней рамой бытия, Ползут ладьи по черной Лете Под роковой уключный скрип, Влетают невозвратно в сети, Как стаи студенистых рыб. Но, слушая снегов косматых Паденье и летейский сон, И айсбергов голубоватых Возвышенный хрустальный звон, О, смертный, с позднею любовью Припомни пламя очагов, Дымок из труб, жилище, кровлю И розы на столе пиров.

20. ЭПИЛОГ

В слезах от гнева и бессилья, Еще в пороховом дыму, Богиня складывает крылья — Разбитым крылья ни к чему. На повороте мы застряли Под шум пронзительных дождей, Как рыбы, воздухом дышали, И пар валил от лошадей. И за колеса боевые, Существованье возлюбя, Цеплялись мы, как рулевые Кренящегося корабля. И вдруг летунья вороная С размаху рухнула, томясь, Колени хрупкие ломая И розовою мордой в грязь. И здесь армейским Буцефалом, В ногах понуренных подруг, Она о детстве вспоминала, Кончая лошадиный круг: Как было сладко жеребенком За возом сена проскакать, Когда, бывало, в поле звонком Заржет полуслепая мать… Свинцовой пули не жалея, Тебя из жалости добьем, В дождливый полдень водолея, А к вечеру и мы умрем: Нас рядышком палаш положит У хладных пушек под горой — Мы встретимся в раю, быть может, С твоей лохматою душой.

II

21. К МУЗЕ

Под сферическою скорлупою На огромном дворе мировом Тесно нам за дневной синевою, Как цыпленку в яйце голубом, А за хрупкою стенкой фарфора Океаны эфира лежат, И над краем ночного забора Петушиные крылья шумят. Умоляю тебя напоследок, Бросим этот курятник земной И кудахтанье тучных соседок Над твоею прекрасной душой! Муза, я не забуду до гроба: И за подслеповатым окном Мы вздыхали, нахохлясь в трущобах, По небесным краям за плетнем. <1928>

22. ОТПЛЫТИЕ

Мы собираемся в дорогу С приготовленьями спеша, Смотрите — отлетает к Богу Нетерпеливая душа. Увы, последние лобзанья На задымившем корабле, Надгробные напоминанья О бренной голубой земле, И мы, качнувшись утлым краем, Как на руках несомый гроб, — Отчаливаем, отплываем. Высокий холодеет лоб. Мы пред эпохою другою Еще не открываем глаз, А чайка долго за кормою Летит, сопровождая нас. Зачем ты сердце разрываешь У бедных путников земных Иль мореходов утешаешь И с твердью разлученный стих? Нам утешения не надо — Мы зачерпнули, сберегли От этой голубой громады Сухую горсточку земли.