Сочинения в двух томах. том 1
Шрифт:
— Да, — повторил Рабеф. — Через тридцать два дня вы будете свободны, мой маленький друг.
Темнокудрая голова дрогнула на подушках, и веки начали быстро биться над черными зрачками, как бы в знак упрека. Но Селия ничего не сказала.
Рабеф начал излагать положение:
— Для меня это все очень просто и не имеет большого значения. Через тридцать два дня я распрощаюсь с вами, как распрощался шесть месяцев тому назад Ривераль. И пароход, быть может, тот самый, который увез Ривераля, увезет меня в те края, где Ривераль, конечно, мечтает о вас и где я тоже буду мечтать о вас. Что до вас, это куда важнее. Вы остаетесь в Тулоне, не так ли? Мне кажется, что Тулон — единственный город, где вы можете жить, если не совсем счастливой, то по крайней мере довольной…
Он остановился. И она заметила, что он немного дрожал. И она почувствовала в свой черед, что внезапное волнение сжало ей горло. Как будто чьи-то пальцы медленно стискивали ей шею, около самой глотки. Она сделала над собой усилие, чтобы откашляться. И сказала каким-то хриплым голосом:
— Вы такой хороший, такой хороший…
Потом, помолчав немного, она спросила с неподдельным интересом:
— Где находится эта бухта Галонг — так, кажется, вы ее назвали.
Он объяснил:
— Это очень, очень далеко: в самой глубине Тонкинского залива, а этот залив омывает Индокитай.
— Это я знаю.
Он облокотился о постель и положил подбородок на свой кулак.
— Да, верно!.. Ведь вы образованная!
Она постаралась улыбнуться.
— Не смейтесь надо мной.
Но он был вполне серьезен:
— Я не смеюсь. Вы действительно образованны, не только для женщины вашего круга, но и для женщины какого угодно круга. Да, живя подле вас, многому можно научиться. Я научился многому, несмотря на то, что я уже старик. И тот, кому посчастливится иметь вас своей подругой на более долгий срок, иметь вас спутницей своей жизни, найдет в вас полезную, бесценную подружку.
Она покраснела от смущения, но в глубине души сильно обрадовалась. Эти его слова были ей особенно приятны.
Тем не менее она прервала его:
— Ну так вот, вы сказали, что это Галонгская бухта…
Он кивнул головой:
— Это скорее целый архипелаг, а не бухта. Представьте себе около двухсот или трехсот маленьких, крутых, высоких и очень черных островов, и между этими островками гладкое серо-зеленое море, неподвижное, мертвое море. Материк совсем скрыт за этим архипелагом. Туда добираются почти ощупью, самыми извилистыми путями, после долгого плавания, которое больше напоминает игру в прятки, чем путешествие к определенной цели. И внезапно видишь аннамитскую деревушку, которая состоит из ста или двухсот хибарок и десяти или пятнадцати домиков европейцев, которые расположены по одной линии вдоль берега. Я буду жить в одном из таких домиков. И я проживу там целых два года, почти один, не встречаясь ни с кем, кроме нескольких офицеров, с которыми я могу и не сойтись, без каких бы то ни было развлечений, кроме прогулок по довольно однообразной местности и охоты, если мне вдруг захочется этого.
Он по-прежнему смотрел на ее белую руку с блестящими ногтями, которая покоилась на кружевах. И он закончил свою речь:
— Вот видите, у меня будет достаточно свободного времени, чтобы вспоминать о Селии и сожалеть о ней.
Белая рука поднялась с кружев, поколебалась и снова упала. И Селия прошептала с неподдельным волнением:
— Вам будет там очень грустно.
— О! Так же, как и повсюду; не больше того.
И он сказал еще:
— Так же, как повсюду, но не здесь, моя девочка…
Она улыбнулась, еще более растроганная. И она повернула голову, чтобы посмотреть ему прямо в лицо. Потом она сказала еще раз:
— Вы такой хороший!..
— Нет. Я совсем не хороший. Я только говорю правду, вот и все.
И продолжал, немного подумав:
— Ну а вы? Вы останетесь здесь, на вилле Шишурль? Ну что ж… Вы совершенно свободны, разумеется. И меня совершенно не касается, что вы намерены делать. Но если
Над черными глазами лиловатые веки задрожали еще сильнее. И голос Селии снова стал хриплым, как будто бы невидимые пальцы опять впились в ее горло:
— О друг мой!.. Вы уже так много, слишком даже много сделали для меня.
Она откинулась назад на локтях и выпрямилась. Он открыл рот, чтобы ответить ей, но она не дала ему говорить:
— Нет! Выслушайте меня! Я никогда не говорила вам, что я думаю, оттого что считала это бесполезным, оттого что думала, что вы сами догадаетесь о том, что я думаю, и кроме того, я не смела. Ну а сегодня вы говорите мне такие нежные слова. Ведь я еще ни разу не попросила у вас прощения за ту историю!.. Помните, с тем человеком… Прошу вас: дайте мне кончить или я не смогу никогда. А нужно, чтобы вы знали все: я уехала от вас тогда вечером, оттого что как будто сошла немного с ума, ведь я так страдала, что он меня бросил!.. И я совсем не подумала о том, что мой уход причинит вам страдание… Ну вот, теперь вы понимаете, я совсем не хотела вас огорчить. А когда я узнала, что вам тяжело, я вернулась. Теперь я хочу, чтобы вы узнали вот еще что: что я всегда любила вас всем сердцем. Что я вас очень, очень нежно люблю, как никогда никого не любила, никого: ни родных, ни подруг, ни друзей! Вот! Вот отчего я убедительно прошу вас ничего больше для меня не делать: не давать мне больше ничего — ни денег, ни драгоценностей, не устраивать мне кредита, не платить вперед за виллу. Видите ли: ведь я осталась с вами совсем не из-за всего этого, и останусь до тех пор, пока вы этого захотите. Нет! Я сделала все это только оттого, что я вас любила, оттого что я люблю вас, как я уже вам сказала, от всего сердца!.. И если вы опять станете делать мне дорогие подарки, теперь, когда, благодаря вам, мне ничего не нужно надолго, на много месяцев, мне будет больно и стыдно.
Она замолчала и тяжело вздохнула, как будто бы ей не хватало воздуха. Он вдруг побледнел и встал. Левой рукой он держался за голову, как будто бы у него началось внезапное головокружение.
— Селия, — сказал он совсем глухим голосом. — Селия!
Он тоже задыхался. И все же он заговорил, и у нее было странное впечатление, что слова его идут не из горла, и не из груди, а прямо из сердца — так глубок и прерывист был его голос:
— Селия, неужели это правда?.. Действительно, правда?! Что вы остались бы со мной еще, надолго, пока я этого пожелаю?.. Неужели действительно правда, что… что вы меня любите?
Она ничего не отвечала. Но и головой, и глазами, медленно и важно сказала она это «да», которого он так добивался…
Он все еще продолжал настаивать, на этот раз уже более спокойно:
— Дорогая моя девочка!.. Я задам вам сейчас очень серьезный вопрос. И я хочу, чтобы вы вполне искренне ответили мне на него. Я не хочу, чтобы вы жалели вашего старого влюбленного. Я хочу, чтобы вы ответили мне чистую правду. Любите ли вы меня, хотя бы не настоящей, а просто дружеской любовью. И подумайте об этом как следует, обдумайте, прочувствуйте это. Согласились бы вы продолжить нашу совместную жизнь? Продолжать ее много месяцев?.. Быть может, много лет? Подождите, подождите… Смотрите не ошибитесь.
Она снова повторила свой утвердительный кивок головой.
— Селия!.. Селия!.. Умоляю вас — не торопитесь… Закройте глаза. Не спеша подумайте об этом. И выслушайте меня еще раз: там, куда я еду, на берегу этой бухты Галонг, в том домике, где я буду жить, найдется место для доброй феи. И если бы я был уверен, что эта маленькая фея не слишком скоро начнет жалеть о Франции, жалеть о Тулоне, жалеть, что она покидает в Тулоне, о подругах и друзьях, об удовольствиях, праздниках, о казино, о вилле Шишурль, а главное — об утраченной свободе. Да… дорогая моя Селия, если бы я только знал это, если бы я был в этом уверен.