Сочинения в двух томах. том 2
Шрифт:
— Тейкоку банзай!
Крик этот смолкал, возобновлялся опять, удваивался, рос. Вдоль линии броненосцев пробегала миноноска «Татсута». На ее мостике офицер повторял приказ:
«Славные добродетели императора и незримое покровительство его предков дали нам полную и окончательную победу. Всем, совершившим свой долг, поздравление!»
В это мгновение солнце, пробившись наконец сквозь облака и дым, показалось, касаясь горизонта на западе.
Оно показалось совершенно красное, похожее на чудовищный шар, цвета огня
Хирата Такамори глядел на него. Оно было, как символ родной Японии. Оно ласкало последней сверкающей лаской поле битвы, где было пролито столько крови ради славы империи Восходящего Солнца.
Вновь подбежала «Татсута» и просигнализировала.
— Свобода маневрирования на ночь… Сбор утром в Матсусиме.
— Слушаю, — ответил Хирата.
— Адмирал желает знать имя офицера, принявшего командование на «Никко» после разрушения рубки?
— Это я: виконт Хирата… Хирата Шисхаку!..
Он не назвал своего имени, а только фамилию и название рода, чтобы и предки его получили должную долю в той чести, которая выпала на долю потомка.
Суда уже удалялись друг от друга.
— Виконт Хирата, — крикнул офицер «Татсуты», — мне приятно объявить вам особенное удовлетворение адмирала и его намерение отозваться о вас с похвалой в докладе божественному императору.
Не отвечая, виконт Хирата склонился до земли. Когда он поднялся, «Татсута» уже отошла далеко.
Трубач пробирался по палубе, перескакивая с лесенки на лесенку. Хирата Такамори подозвал его и отдал приказ трубить вечернюю зорю…
— Пусть положат мертвецов с подобающим им почтением на кормовой палубе.
Ночь спускалась теперь быстро. Зажгли огни. Хирата Такамори, сложив на время обязанности заместителя командира, сошел с мостика и стал обходить электрическую сеть. Большинство проводов было оторвано. Но уже повсюду были восстановлены временные проводы, и освещение было почти нормальным.
Закончив обход, Хирата вышел на кормовую палубу и, дважды поклонившись по старинному обычаю, стал обходить покойников…
Их было тридцать девять. Их положили бок о бок в два ряда, под стволами гигантских пушек. Здесь покоились они; их тела были собраны и зашиты в мешки из серого холста, а их спокойные лица улыбались в лунном свете.
Два квартирмейстера, с фонарями в руках, освещали каждое лицо. Мичман почтительным голосом называл имена. Он прошел сперва перед тремя пустыми мешками. Не нашли и следов командира и офицеров, бывших с ним в рубке.
Перед четвертым мешком мичман произнес:
— Капитан Герберт Вильям Ферган.
Хирата Такамори наклонился. Английский офицер был ранен осколком шрапнели под подбородком, в самое горло. Обе сонных артерии были перерезаны.
— Где он был убит? — спросил Хирата.
— В башне
— Хе!.. Умирают повсюду!
Таково было надгробное слово Герберту Фергану.
Перед пятым мешком мичман произнес:
— Лейтенант Иорисака Садао.
Хирата Такамори остановился, как вкопанный, открыл рот, чтобы говорить, но не произнес ни слова.
Глаза маркиза Иорисака Садао были широко открыты. И казалось, что эти глаза еще смотрят… прямо перед собой, презрительно, горделиво, торжествуя…
Шагая скорей и уже менее ровным шагом, виконт Хирата обошел оба ряда покойников.
Мичман, откланявшись, собрался уйти. Виконт удержал его, назвав его по имени:
— Наримаза, не окажете ли вы мне честь пройти со мной в мою каюту?
— Почтительнейше повинуюсь, — ответил учтиво мичман.
Они спускались вдвоем. По знаку виконта, мичман сел на корточки. Циновки не было — современная дисциплина не допускает на военных судах рисовых циновок, легко воспламеняющихся. Но Хирата бросил на поле две удобных подушки черного бархата.
— Извините мою неучтивость… — сказал он. — Я позволю себе при вас отдать распоряжения насчет ночной смены.
— Прошу вас, не стесняйтесь, — сказал мичман.
Вошли унтер-офицеры и боцманы, которым виконт отдал приказы. И когда все ушли, Хирата Такамори взял кисть и начертал на двух листках своего блокнота несколько каллиграфических письмен.
— Прошу еще раз извинить меня, но все это было необходимо, — сказал он.
Он вырвал два листка из блокнота и протянул их мичману.
— Это вам, если вы удостоите меня быть исполнителем моей последней воли.
Удивленный, мичман устремил свой взор на начальника.
— Да, — сказал Хирата Такамори. — Я сейчас убью себя, Наримаза. И я буду вам очень благодарен, вам, отпрыску хорошего рода самураев, если вы согласитесь помочь мне в моем харакири.
Молодой офицер больше не удивлялся, он воздержался от каких бы то ни было неучтивых вопросов.
— Вы оказываете большую честь мне и моим предкам, — сказал он просто.
— Я очень счастлив служить вам.
— Вот моя сабля, — сказал Хирата.
Он вынул из лаковых ножен превосходный старинный клинок, гарда которого была из кованого железа в виде дубовых листьев. Он завернул клинок шелковой бумагой и протянул его Наримазе.
— Я почтительнейше в вашем распоряжении, — сказал мичман, принимая саблю.
Хирата Такамори сел лицом к своему гостю и заговорил, как того требовала вежливость:
— Наримаза, так как вы согласились содействовать мне в этой церемонии, то должно, чтобы вы узнали причину. Этим утром, во время разговора, которого удостоил меня маркиз Иорисака, мой слабый ум заставил меня произнести разные слова, которые я теперь считаю несправедливыми. Я полагаю, что эти слова должны быть стерты.