Сочинения в двух томах. том 2
Шрифт:
Фельз, оставшийся снаружи, улыбнулся.
— Этикет не изменился, — подумал он.
И стал терпеливо ждать.
Внутри раздался звук гонга. Послышались торопливые шаги, шорох циновки, которую волокли по полу. И снова наступила тишина. Но дверь еще не открывалась. Протянулись пять минут.
Было довольно свежо. Весне не было еще и четырех недель. Фельз вспомнил это, чувствуя, как холодный ветерок пробирается под его плащ.
— Этикет не изменился, — повторил он, разговаривая сам с собой. — Но в такую ночь, чреватую насморками, бронхитами и плевритами, нелегко так мерзнуть на крыльце, в то время, как хозяин, заботясь об учтивости, приготовляет, как следует, прием. Право же, этот холод убеждает меня: Чеу-Пе-и оказывает мне слишком много чести…
Но дверь в конце концов открылась.
Жан-Франсуа Фельз сделал два шага и поклонился, как только что кланялся слуга, по-китайски. Хозяин дома, стоявший перед ним, ответил таким же поклоном.
Это был гигант, роскошно одетый в платье из парчи и в шляпу с шариком из гладкого красного коралла, признака самого высокого мандаринского достоинства. Двое служителей поддерживали его, потому что ему было по меньшей мере семьдесят лет, и его тело было слишком огромно для его старческих сил; к тому же его чин и положение принудили его с того возраста, когда он стал ученым, передвигаться лишь в колясках-паланкинах.
Чеу-Пе-и, бывший посланник и вице-король, почетный наставник сына первой наложницы императора, член многих государственных и научных советов, был одним из двенадцати высших сановников китайского двора. И Жан-Франсуа Фельз, связанный с этим ученым-сановником тесной дружбой, не без удивления получил этим утром приглашение, в котором Чеу-Пе-и просил его прибыть «в жалкое жилище, выпить, как бывало, со снисхождением чашку плохого горячего вина»… Чеу-Пе-и — вне Пекина? Это казалось ему необычайным.
Но все же, это был Чеу-Пе-и; Фельз с первого взгляда узнал странное лицо с впалыми щеками, рот без губ, тощую бородку цвета олова и, главным образом, глаза: без определенной формы и цвета, заплывшие, почти не видимые, но излучающие две острых иглы, которых нельзя было забыть тому, кто однажды был ими пронзен.
Чеу-Пе-и, поклонившись, оперся на плечи своих двух служителей и сделал четыре шага вперед, чтобы выйти из дома навстречу гостю. Потом, кланяясь снова и указывая на левую сторону двери, он произнес соответственно ритуалу:
— Окажите честь войти первым.
— Как я осмелюсь? — возразил Фельз.
И он поклонился еще ниже. Ибо некогда он изучил «Книгу церемоний и внешних отличий», которые — как говорит Конфуций — «украшение сердечных чувств». Это изучение необходимо всякому, кто хочет приобрести истинную дружбу китайского ученого.
Чеу-Пе-и, услышав надлежащий ответ, довольно улыбнулся и поклонился в третий раз:
— Окажите честь войти первым, — повторил он.
— Как я осмелюсь?.. — После чего он вошел, как его просили.
В глубине передней четыре ступени вели в первую залу. Чеу-Пе-и пересек ее наискось и, указывая гостю на западную сторону, как того требовала учтивость, произнес:
— Удостойте пройти с этой стороны.
— Как я посмею?.. — возражал Фельз.
И на этот раз он прибавил:
— Разве вы не старший брат мой, очень мудрый и очень старый?
Чеу-Пе-и протестовал:
— Вы слишком возносите меня!
Но Фельз воскликнул, как надлежало:
— О, нет, нисколько! Что же касается до возраста вашего, то я слышал, что вы уже достойно прожили более семидесяти трех лет в то время, как я, ваш младший брат, суетно прожил не более пятидесяти двух.
Чеу-Пе-и указал на украшение своего пояса:
— Вот, — сказал он, — яшмовая табличка, совершенно новая. А прежде я носил алебастровую, очень старую! Но до меня дошел разговор — Кэмг-Фу-Тзы 6 с другим достойным человеком: оказывается, яшма почитается мудрецами, а алебастр нет. Не ясно ли, что эта новая табличка драгоценна, а старая — нет? Я сравниваю вас с яшмовой табличкой, а себя с алебастровой.
— Я не достоин этого! — заявил Фельз.
Но после троекратного отказа, он согласился пройти с указанной стороны и взошел по ступеням.
6
Конфуций.
В конце первой залы, по японскому вкусу, занавес скрывал вход во вторую.
Чеу-Пе-и приподнял край занавеса и сказал:
— Благоволите идти очень медленно! 7
— Я пойду очень скоро, — возразил Фельз.
Но, переступив порог, он сделал только один шаг и остановился.
Вторая зала, чудесно обставленная, разукрашенная и омеблированная в китайском вкусе, не давала возможности идти вперед, потому что пол исчезал под великолепной грудой бархата, парчи, шелка, атласа, серебряного и золотого шитья. Вся зала была одним сплошным диваном, огромным и царственным ложем отдохновения.
7
Идти медленно разрешается только знатным особам. Идти им навстречу быстро — знак почтения к ним.
Стены были обтянуты желтым шелком и вышиты с потолка до пола длинными, философскими изречениями, начертанными вертикальными столбцами черных шелковых букв. С потолка спускались девять фиолетовых фонарей, изливающих свет витража. В северном углу бронзовый Будда, больше человеческого роста, улыбался среди курительных палочек над осветительной гробницей, изукрашенной драгоценными металлами и каменьями.
На трех столиках — из черного дерева, из слоновой кости и красного лака — стояли курильница, сосуд с горячим вином и удивительный тигр из древнего фаянса. А посреди шелков, разбросанных на полу, серебряная подставка, поставленная на перламутровый поднос, поддерживала лампу для курения опиума, пламя которой, загражденное бабочками и мухами из зеленой эмали, сверкало, как изумруд. Трубки, иглы, чубуки, коробочки из рога и фарфора окружали лампу. И запах священного зелья царил и властвовал повсюду.
Чеу-Пе-и протянул руку:
— Удостойте, — сказал он, — избрать место, где постлать вашу циновку 8 .
— Все места слишком лестны, — ответил Фельз.
Два мальчика, сидевшие на корточках около ламп с опием, тотчас же положили одну на другую три циновки, более тонких, чем полотно. И Фельз сделал вид, что хочет снять одну из них, чтобы протестовать против не заслуженного им почета. Но Чеу-Пе-и с довольной улыбкой воспрепятствовал ему.
Затем мальчики разложили рядом с циновками гостя циновки хозяина дома. После чего они преклонили колени, держа почтительно по трубке в левой и по игле в правой руке.
8
Ритуал требует, чтобы даже в зале, устланной коврами, гостю предлагалась циновка.