Сочинения в двух томах. Том первый
Шрифт:
Пожилой господин потер себе руки.
— Охотно, уважаемый коллега. От всего сердца. Все, что только могу для вас сделать…
И он описал кучеру путь до мельчайших подробностей.
— Бессовестная каналья! — шипел мой товарищ. — И я не могу никак вызвать его на дуэль!..
Мы снова уселись в карету. С помощью ремней, в которых была упакована корзина с провизией, и наших подтяжек мы накрепко привязали мертвеца в его углу, чтобы по крайней мере освободиться от противной обязанности поддерживать его. Затем мы забились в наши углы.
Казалось, что день сегодня так и не наступит. Все более и более воцарялись эти тоскливые серые сумерки. Облачное небо, казалось, опустилось до самой земли. Дорога была так разжижена дождем, что мы на каждом шагу застревали в грязи. Грязь брызгала на окна желтыми глинистыми ручьями. Наши старания разглядеть сквозь оставшиеся незамазанными части стекла, где мы едем, были тщетны — мы едва могли различать деревья по сторонам дороги. Каждый из нас всеми силами старался быть господином своего настроения, но это не удавалось. Отвратительный, холодный и промозглый воздух, спертый внутри маленького помещения, заползал в ноздри и рот и оседал по всему организму.
— Мне кажется, он уже пахнет, — промолвил я.
— Ну, это с ним, вероятно, случалось и при жизни, — ответил товарищ. — Зажги сигару.
Он поглядел на меня и на служителя: я думаю, наши лица были так же бледны, как и у мертвеца…
— Нет, — промолвил он, — так нельзя… Надо устроить маленькую выпивку.
Бутылки с красным вином были откупорены, и мы стали пить. Товарищ командовал:
Прежде всего мы споем официальную песню: «Юность заботы не знает».
И мы запели:
Юность заботы не знает. Братья, нам утро сияет Солнцем надежд золотых. Да, золотых… Песнями юность прославим, С песней и жизнь мы оставим. Тихо уйдя от живых, Да, от живых, — В тень кипарисов немых…— …Прекрасная песня. За здоровье веселых певцов!
Да, мы пили. Одну бутылку за другой мы откупоривали и пили. И снова пели. Мы пили и пели. Мы пьянствовали и орали.
— Траурная саламандра в честь нашего тихого гостя, господина Зелига Перльмуттера! Ad exercitium salamandris, раз, два, три… Salamander ex est! Факс заканчивает. Остатки долой.
— Черт возьми, Перльмуттер, старый пивопийца, вы могли, бы по крайней мере хоть сказать prosit, раз в вашу честь воздвигли саламандру. Пей же, тихоня! — Мой товарищ поднес ему к носу стакан. — Ты не желаешь, дружок? Ну, погоди же. — И он вылил красное вино ему на губы. — Получай. Вот так. Prosit!
Служитель, уже совершенно пьяный, крякал от удовольствия:
— Хе-хе, не желаете ли покурить? — Он старательно зажег длинную Виргинию и всунул ее мертвецу между зубами. — Вино да табак — славная жизнь!
— Тысяча чертей, ребята! — воскликнул товарищ. — У меня с собой имеется игра карт. Мы перекинемся в скат. Вчетвером. Один пасует.
— Пасовать будет, очевидно, главным образом господин Перльмуттер? — заметил я.
— С чего ты это взял? Он играет так же хорошо, как и ты. Вот увидишь. Готово! Сдавай, фукс!
Я сдал карты и взял десять себе.
— Не так, фуксик. Ты даешь карты господину Перльмуттеру. Воткни их ему в пальцы, пусть он играет сам. Конечно, он сегодня немножко вял, но мы не будем принимать это в дурную сторону. Поэтому ты должен помочь ему.
Я поднял руку мертвеца и всунул ему карты между пальцами.
— Пасс! — сказал товарищ.
— Вскрыть! — провозгласил служитель.
— Большой с четырьмя валетами! — объявил я за господина Перльмуттера.
— Черт побери! Вот везет, как утопленнику.
— Объявляю открытый! — продолжал я.
— Вот ведь счастье! — ворчал мой коллега. — Этот еврей сколотил себе состояние даже после своей смерти.
Мы играли одну игру за другой, и еврей все время выигрывал. Ни одной игры не потерял он.
— Господи Боже! — бормотал служитель. — Если бы он хоть наполовину так удачно стрелял сегодня утром. Хорошо еще, что нам не придется ничего платить ему.
— Не придется платить? — вскипел мой товарищ. — Ты не хочешь платить, бесстыдная блоха? Если этот бедняк мертв, так ты хочешь улизнуть от расплаты? Сию же минуту вынимай деньги и клади ему в карман! Сколько ему следует, фукс?
Я сделал подсчет, и каждый из нас сунул по серебряной монете в карман мертвецу. Мой взор случайно упал на конверт с моей фамилией: это было приглашение, полученное мною от одного знакомого семейства; меня звали на обед, устраиваемый в мою честь по случаю дня моего рождения. Я невольно вздохнул.
— Что с тобой? — спросил меня товарищ.
— Ах, ничего. Мне просто опять вспомнилось, что сегодня день моего рождения.
— Да, в самом деле? Я об этом совсем и забыл. Prosit, фуксик! Будь здоров! Поздравляю!
— И я тоже поздравляю, — промолвил служитель.
И вдруг из угла раздался заикающийся голос:
— И я т-тож-же П-поз-здравляю!..
Стаканы выпали у нас из рук. Что это было такое? Мы поглядели в угол: мертвец по-прежнему оцепенело висел в ремнях. Тело его качалось, но лицо было совершенно неподвижно. Длинная Виргиния все еще торчала между зубов. Тонкая черная полоска крови текла сбоку по его носу и бледным пепельно-серым губам. Лишь никелевое пенсне, забрызганное кровью (он его не потерял даже при падении), слегка дрожало на носу.
Мой товарищ первый опомнился.
— Что за дикость? — промолвил он. — Мне показалось, что… Давай другой стакан!
Я достал из корзины новый стакан и налил его.
— Prosit! — воскликнул он.
— P-p-rosit! — раздалось из угла.
Товарищ схватился рукою за лоб, а затем быстро выплеснул вино.
— Я пьян, — пробормотал он.
— Я тоже… — заикнулся я и забился покрепче в угол, по возможности подальше от ужасного соседа.
— Это ничего не значит! — громко сказал мой товарищ. — Мы будем продолжать игру. Факс, сдавайте!