Сочинения в трех томах. Том 1
Шрифт:
Он раскрыл страницу с заглавными буквами. А внизу шел ряд цифр. Девять букв и три цифры были тщательно вырезаны.
Шолмс записал их в блокнот в том порядке, как они шли в букваре. Вот что у него получилось:
АВЕЙКОТЧЭ 237
— Вот черт! — пробормотал он. — Сразу и не разберешь.
Можно ли было, использовав все эти буквы, переставив их, составить одно, два или три полных слова?
Шолмс попытался сделать это, но тщетно.
Тогда он подумал, что единственное верное решение — то, что без конца писал он в блокноте карандашом, и в конечном итоге оно показалось ему бесспорным, потому что отвечало логике событий и к тому же прекрасно согласовывалось с известными обстоятельствами.
Поскольку на странице букваря каждая из букв алфавита воспроизводилась лишь один раз, логично было заключить, что буквы с этой страницы составляли неполные слова, которые затем дополнили, вырезав буквы с других страниц. Взяв такое рассуждение за основу, можно было воспроизвести слово следующим образом:
ОТВЕЧАЙ — ЭК 237
Первое слово казалось вполне ясным: «ОТВЕЧАЙТЕ», не хватало «Т» и «Е», так как эти буквы были уже задействованы в слове.
Что касается второго незаконченного слова, оно, вместе с числом 237, бесспорно, составляло адрес, сообщаемый получателю отправителем письма. Сначала предполагалось назначить дело на субботу, а потом просили дать ответ по адресу ЭК 237.
Или ЭК 237 означали индекс почтового отделения, куда нужно было послать письмо до востребования, или буквы ЭК являлись частью какого-то слова. Шолмс снова перелистал букварь — на других страницах вырезок не оказалось. Значит, приходилось, пока не удастся узнать что-либо еще, придерживаться вышеописанных выводов.
— Забавно, правда?
Анриетта вернулась. Он ответил:
— Еще бы! Только… нет ли у тебя еще и других бумаг? Или вырезанных слов, которые можно было бы наклеить?
— Бумаг? Нет. И потом, мадемуазель будет недовольна.
— Мадемуазель?
— Да, она уже меня отругала.
— Почему?
— Потому, что я вам кое-что рассказала… а она говорит, нельзя никогда рассказывать такие вещи о людях, которых любишь.
— Ты совершенно права.
Анриетта пришла в восторг от его одобрения и вытащила из маленького полотняного мешочка, приколотого к платью, какие-то лоскуты, три пуговицы, два кусочка сахару и, наконец, квадратик бумаги, который и протянула Шолмсу.
— На, вот все-таки даю.
Это был номер фиакра: 8279.
— Откуда у тебя этот номер?
— Выпал у нее из кошелька.
— Когда?
— В воскресенье, после службы, когда она собиралась подать милостыню.
— Отлично! А теперь я скажу, как сделать, чтобы тебя больше не бранили. Не говори мадемуазель, что виделась со мной.
Шолмс отправился к господину д'Имблевалю и принялся дотошно расспрашивать его о мадемуазель.
Тот даже вскинулся от возмущения.
— Алиса Демен? Вы что, думаете… Этого не может быть!
— Сколько времени она у вас на службе?
— Только год, но я не знаю человека спокойнее. Никому не стал бы доверять так, как ей.
— Как получилось, что я до сих пор ее не видел?
— Ее не было два дня.
— А теперь?
— Она, как только приехала, пожелала быть сиделкой у вашего больного. У нее есть для этого все качества: мягкая, предупредительная. Господин Вильсон от нее в восторге.
— Ага! — протянул Шолмс, и не думавший до сих пор справляться о здоровье товарища.
И, поразмыслив, спросил:
— В воскресенье утром она куда-нибудь ходила?
— Да.
— Ведь это было на следующий день после кражи.
Барон позвал жену и задал ей тот же вопрос. Та ответила:
— Мадемуазель, как обычно, ходила с детьми к одиннадцатичасовой службе.
— А раньше?
— Раньше? Нет… Или, может быть… Ах, я так была взволнована из-за этой кражи… Теперь припоминаю, что накануне она просила разрешения отлучиться утром в воскресенье, чтобы увидеться с кузиной. Та, кажется, проездом была в Париже. Но, я думаю, вы не станете ее подозревать?
— Конечно, нет… Однако хотел бы с ней увидеться.
Он поднялся в комнату Вильсона. Над постелью больного, подавая ему напиться, склонилась женщина, одетая, как все сиделки, в длинное серое полотняное платье. Когда она выпрямилась, Шолмс узнал девушку, заговорившую с ним на Северном вокзале.
Объяснения не последовало. Алиса Демен, нисколько не смутившись, кротко улыбнулась, глядя на него своими очаровательными, серьезными глазами. Англичанин хотел было заговорить, но произнес нечто нечленораздельное и умолк. Тогда она снова стала заниматься своими делами, спокойно расхаживая под удивленным взглядом Шолмса, переставляла на тумбочке флаконы, размотала и смотала бинты и снова поглядела на него со своей светлой улыбкой.
Англичанин повернулся на каблуках, вышел и, заметив во дворе автомобиль господина д'Имблеваля, сел в него и приказал отвезти себя в Леваллуа, к стоянке фиакров, адрес которой стоял на бланке, подобранном Анриеттой. Кучер Дюпре, работавший в воскресенье утром на фиакре № 8279, еще не вернулся, и, отослав автомобиль, он остался ждать до конца смены.
Кучер поведал, что и в самом деле «взял» какую-то даму неподалеку от парка Монсо, молодую девушку в черном, в густой вуали. Она казалась очень взволнованной.
— А был у нее в руках какой-нибудь пакет?
— Да, длинный такой сверток.
— Куда вы ее повезли?
— На авеню Терн, что на углу площади Сен-Фердинан. Там она отошла минут на десять, а потом снова поехали к парку Монсо.
— Вы смогли бы узнать дом на авеню Терн?
— А как же! Отвезти вас туда?
— Чуть погодя. Сначала отвезите меня на Кэдэз-Орфевр, к дому 36.
В полицейской префектуре ему повезло: он сразу встретился с главным инспектором Ганимаром.
— Господин Ганимар, вы сейчас свободны?