Назавтра,дома оставив флажки,двоеопять направляют шажки.Швейцарсквозь щельгорделиво лается:– Ишь, шпана.А тоже – шляется!.. —С черного ходадверь узка.Орет какой-то:– Предъявь пропуска! —А очередь!Мерь километром.Куда!Раз шестьокружила дом,как удав.Секретарь,величественней Сухаревой башни,вдалителефонит знакомой барышне…Вчерашняя девав ответ на вопроссидити пудритвеснушчатый нос…У завовской дверидраконом-гадомнекто шипит:– Нельзя без доклада! —Двое сидят,ковыряют в носу…И толькоуже в четвертом часузакрыли дверьи орут из-за дверок:– Приходитепосле дождика в четверг! —У кошки —и то тигрячий вид:когтивцарапать в глаза норовит…В раздумьеобаобратно катятся:– За день всего —и так обюрократиться?! —А в щельгардеробвдогонку брошен:на двух человекполторы галоши.
* * *
Нету места сомнениям шатким.Чтоб не пассябюрократкоровой на лужку,надоили бюрократамдать по шапке,иликаждому гражданинудать по флажку!
НАШЕ НОВОГОДИЕ
«Новый год!»Для других это просто:о стаканстаканом бряк!А для насновогодие —подступк празднованиюОктября.Мылетаисчисляем снова —не христовый считаем род.Мыне знаем «двадцать седьмого»,мыдесятый приветствуем год.Наших днейзначеньюи смыслуподвести итоги пора.Серых днейобыденные числа,на десятыйстройтесьпарад!Скоровсемнамсчет предъявят:дни своиерундой не мельча,ктои какв обыденной явивоплотилслова Ильича?Что в селе?Навози скрипучий воз?Свод небесныйкоркою вычерствел?Есть ли тамужемиллионы
звезд,расцветающие в электричестве?Не купаяв прошедшем взора,не питаясьзрелищем древним,кто и нынчепослал ревизоровпо советскимМарьям Андревнам?Намкоммунане словом крепка и люба(сдашь без хлеба,как ни крепися!).У крестьянужеготовы хлебавсем,кто переписью переписан?Дайте крепкий стихгодочков этак на сто,чтоб не таял стих,как дым клубимый,чтоб стихом такимзвенетьи хвастатьперед временем,перед республикой,перед любимой.Пусть гремятбарабаны поступиот землик голубому своду.Занимайте дни эти —подступык нашему десятому году!Парадиз края в край растянем.Все,в любой работеи чине,рабочие и драмщики,стихачи и крестьяне,готовьтеськ десятой годовщине!Все, что красити радует,все —и слова,и восторг,и погоду —всек десятому припасем,к наступающему году.
Стихотворения 1927 года
СТАБИЛИЗАЦИЯ БЫТА
После боеви голодных пытокотрос на животике солидный жирок.Жирок заливает щелочки бытаи застывает,тих и широк.Люблю Кузнецкий(простите грешного!),потом Петровку,потом Столешников;по нимв годураз сто или двести яхожу из «Известий»и в «Известия».С восторга бросив подсолнухи лузгать,восторженно подняв бровки,читает работница:«Готовые блузки.Последний крик Петровки».Не зря и Кузнецкий похож на зарю, —прижав к замерзшей витрине ноздрю,две дамы расплылись в стончике:«Ах, какие фестончики!»А рядом,учли обывателью натуру, —портреткого-то безусого;отбирайте гениядля любого гарнитура, —всеот Казина до Брюсова.В магазинах —ноты для широких масс.Пойте, рабочие и крестьяне,последнийсердцещипательный романс«А сердце-то в партию тянет!» 'В окне гражданин,устав от ношенияпортфелей,сложивши папки,жене,приятной во всех отношениях,выбирает«глазки да лапки».Перед плакатом «Медвежья свадьба»нэпачка сияет в неге:– И мне с таким медведемпоспать бы!Погрызи меня,душка Эггерт. —Сияющий дом,в костюмах,в белье, —радуйся,растратчик и мот.«Ательемод».На фоне голосов стою,стоюи философствую.Свежим ветерочком в республикувея,звездой сияя из мрака,товарищ Гольцманиз «Москвошвея»обещает«эпоху фрака».Но,от смокингов и фраков оберегая охотников(не попался на буржуазную удочку!),восхваляеткомсомолецтоварищ Сотниковтолстовкуи брючки «дудочку».Фракили рубахи синие?Неувязка парт– и советской линии.Меняудивляют их слова.Бьет разнобой в глаза.Вопрос этотнадосогласоватьи, разумеется,увязать.Предлагаю,чтоб эта идейная дракане длилась бессмысленно далее,пришиватьк толстовкамфалды от фракаи носитьлакированные сандалии.А чтоб цилиндр заменила кепка,накрахмаливать кепку крепко.Грязня сердцаи масля бумагу,подминаяМосквупод копыта,волокутопятьколымагудореволюционного быта.Зудииздевкой,стих хмурый,вразрезс обывательским хором:в делахидеи,быта,культуры —поменьшедовоенных норм!
БУМАЖНЫЕ УЖАСЫ
(Ощущения Владимира Маяковского)
Если бв пальцахдержалземли бразды я,я быземлю остановил на минуту:– Внемли!Слышишь,перья скрипятмеханические и простые,как будтозубы скрипят у земли? —Человечья гордость,смирись и улягся!Человеки эти —на кой они лях!Человекпостепенностановится кляксойна огромныхважныхбумажных полях.По каморкамютятсялюдские тени.Человеку —сажень.А бумажке?Лафа!Живет бумажкаво дворцах учреждений,разлеглась на столах,кейфует в шкафах.Вырастает хвостна сукнов магазине,без галош нога,без перчаток лапа.А бумагам?Корзина лежит на корзине,и для тела «дел» —миллионы папок.У васна ездучервонцы есть ли?Вы были в Мадриде?Не были там!А этимбумажкам,чтоб плылии ездили,ещевозносятновый почтамт!Сталиножки-клипсыу бывших сильных,заменилиинструкциисилу ума.Людимедленносходятна должность посыльных,в услуженииу хозяев – бумаг.Бумажищив портфельумещаются еле,белозубуюобнажают кайму.Скоролюдина жительствовлезут в портфели,а бумаги —наши квартиры займут.Вижув будущем —не вымыслы мои:рупоры бумагорут об этом громко нам —будетза столомбумагапить чаи,человечекпод столомваляться скомканным.Бунтом встать бы,развить огневые флаги,рвать зубами бумагу б,ядрами б выть…Пролетарий,и дюймненужной бумаги,как врага своего,вконец ненавидь.
НАШЕМУ ЮНОШЕСТВУ
На сотни эстрад бросает меня,на тысячу глаз молодежи.Как разны земли моей племена,и разен языки одежи!Насилу,пот стирая с виска,сквозь горло тоннеля узкогопролез.И, глуша прощаньем свистка,рванулсякурьерскийс Курского!Заводы.Березы от леса до хатбегут,листками вороча,и чист,как будто слушаешь МХАТ,московский говорочек.Из-за горизонтов,лесами сломанных,толпа надвигаетсямазанок.Цветисты бочкаиз-под крыш соломенных,окрашенные разно.Стихов навезите целый мешок,с талантаможете лопаться —в ответснисходительно цедят смешокустаукраинца-хлопца.Пространства бегут,с хвоста нарастав,их жаритсолнце-кухарка.И поездужебежит на Ростов,далеко за дымный Харьков.Поля —на мильоны хлебных тонн —как будтоих гладят рубанки,а в хлебной охресеребряный Донблеститпозументом кубанки.Ревем паровозом до хрипоты,и вотначалось кавказское —то головы сахара высят хребты,тo в солнце —пожарной каскою.Лечуущельями, свист приглушив.Снегов и папах седины.Сжимая кинжалы, стоят ингуши,следятиз седлаосетины.Верхгор —лед,низжарпьет,и солнце льет йод.Тифлисцевузнаешь и метров за сто:гуляют часами жаркими,в моднейших шляпах,в ботинках носастых,этакими парижаками.По-своемувсякийзубрит азы,аж цифры по-своему снятся им.У каждого третьего —свой языки собственная нация.Однажды,забросив в гостиницу хлам,забыл,где я ночую.Яадреспо-русскиспросил у хохла,хохол отвечал:– Нэ чую. —Когда ж переходятк научной теме,имрамки русскогоузки;с ТифлисскойКазанская академияпереписывается по-французски.И яПариж люблю сверх мер(красивы бульвары ночью!).Ну, мало ли что —Бодлер,Малармеи эдакое прочее!Но нам ли,шагавшим в огне и водегодамиборьбой прожженными,раститьна смену себебульвардьефранцузистыми пижонами!Используй,кто был безъязык и гол,свободу Советской власти.Ищите свой кореньи свой глагол,во тьму филологии влазьте.Смотрите на жизньбез очков и шор,глазами жадными цапайтевсе то,что у вашей земли хорошои что хорошо на Западе.Но нету местазлобы мазку,не мажьте красные души!Товарищи юноши,взгляд – на Москву,на русский вострите уши!Да будь яи негром преклонных годови то,без унынья и лени,я русский бы выучилтолько за то,что имразговаривал Ленин.КогдаОктябрь орудийных бурьпо улицамкровью лился,я знаю,в Москве решали судьбуи Киевови Тифлисов.Москвадля насне державный аркан,ведущий земли за нами,Москване как русскому мне дорога,а как огневое знамя!Триразных истокаво мнеречевых.Я не из кацапов-разинь.Я —дедом казак, другим —сечевик,а по рожденьюгрузин.Триразных каплив себе совмещав,беру яправо вот это —покрытьвсесоюзных совмещан.И вашихи русопетов.
ПО ГОРОДАМ СОЮЗА
Россия – все:и коммуна,и волки, и давка столиц,и пустырьная ширь, стоводная удаль безудержной Волги, обдорская темьи сиянье Кашир. Лед за пристанью за ближней, оковала Волга рот, это красный,это Нижний, это зимний Новгород. По первой реке в российском сторечье скользим…цепенеем…зацапаны ветром… А за волжским доисторичьем кресты да тресты,да разные «центро». Сумятица торга кипит и клокочет, клочки разговорови дымные клочья, а к ночи не бросится говор,не скрипнут полозья, столетняя зелень зигзагов Кремля, да под луной,разметавшей волосья, замерзающая земля. Огромная площадь;прорезав вкривь ее, неслышную поступь дикарских лап сквозь северную Скифию я направляюв местный ВАПП. За версты,за сотни,за тыщи,за массу за это время заедешь, мчась, а мыползли и ползли к Арзамасу со скоростью верст четырнадцать в час. Напротивсели два мужичины: красные бороды,серые рожи. Презрительно буркнул торговый мужчина: – Сережи! — Один из Сережейполез в карман, достал пироги,запахнул одежду и всю дорогу жевал корма, ленивые фразы цедя промежду. – Конешно…и к Петрову…и в Покров… за то и за это пожалте процент… а толку нет…не дорога, а кровь… с телегой тони, как ведро в колодце… На што мой конь – крепыш,аж и он сломал по яме ногу…Раз ты правительство,ты и должон чинить на всех дорогах мосты. — Тогдана неговторой из Сереж прищурил глаз, в морщины оправленный. – Налог-то ругашь,а пирог-то жрешь… — И первый Сережа ответил:– Правильно! Получше двадцатого,что толковать, не голодаем,едим пироги. Мука, дай бог…хороша такова… Но што насчет лошажьей ноги… взыскали процент,а мост не пролежать… — Баючит езда дребезжаньем звонким. Сквозь дремувсе времяпро мост и про лошадь до станции с названьем «Зименки». На каждом домесоветский вензель зовет,сияет,режет глаза. А под вензелямив старенькой Пензе старушьим шепотом дышит базар. Перед нэпачкой баба седа отторговывает копеек тридцать. – Купите платочек!У насзавсегда заказываласама царица… — Морозным днем отмелькала Самара, за нейначались азиаты. Верблюдинасенопровозит, замаран, в упряжку лошажью взятый. Университет —горделивость Казани, и стены егои доныне хранятлюбовнейшее воспоминание о великом своем гражданине. Далекоза годымысль катя, за лекции университета, он думал про битвыи красный Октябрь, идя по лестнице этой. Смотрю в затихший и замерший зал: здеськаждые десять на сто его повадкой щурят глаза и так же, как он,скуласты. И смертикоснуться егоне посметь, стоиту грядущего в смете! Внимаютюношистрофам про смерть, а сердцем слышат:бессмертье. Вчерашний деньубог и низмен, старьяпремного осталось, но сердце классагорит в коммунизме, и класса грудьне разбить о старость.
МОЯ РЕЧЬ НА ПОКАЗАТЕЛЬНОМ ПРОЦЕССЕ ПО СЛУЧАЮ ВОЗМОЖНОГО СКАНДАЛА С ЛЕКЦИЯМИ ПРОФЕССОРА ШЕНГЕЛИ
Я труежедневновзморщенный лобв раздумьео нашей касте,и я не знаю:поэт —поп,поп или мастер.Вокруг менятолпа малышей, —едва вкусившие славы,а волосужеотрастили до шейи голос имеют гнусавый.И, образ подняв,выходят когдана толстожурнальный амвон,я,каюсь,во храмервусь на скандал,и крикнуть хочется:– Вон! —А вызовут в суд, —убежденно гудя,скажу:– Товарищ судья!Как знамя,башкудержу высоко,ни дух не дрожит,ни коленки,хоть я и слыхалпро суровыйзаконот самогоот Крыленки.Законыне знают переодевания,а безпреувеличенности,хулиганство —этоозорные деяния,связанныес неуважением к личности.Я знаюлюбого закона лютей,что личностьуважить надо,ведь масса —этомного людей,но масса баранов —стадо.Не зряэту личностьрожает класс,лелеетдо нужного часа,и двинет,и в сердце вложит наказ:«Иди,твори,отличайся!»Идети горитдокрасна,добела…Да что городить околичность!Я,если бы личность у них была,влюбился б в ихнюю личность.Но где ж их лицо?Осмотрите в момент —без плюсов,без минусов.Дыра!Принудительный ассортиментиз глаз,ушейи носов!Я зубы на этом деле сжевал,я знаю, кому они копия.В их песняхпоповская служба жива,они —зарифмованный опиум.Для васвопрос поэзии —нов,но эти,видите,молятся.Задача их —выделка дьяконовиз лучших комсомольцев.Скрываетученейший их богословв туман вдохновения радугу слов,как чашискрываютцерковные.А яраскрываюмое ремесло,как радость,мастером кованную.И я,вскипяс позора с того,ругнулсяи плюнул, уйдя.Но ругань моя —не озорство,а долг,товарищ судья. —Я сел,разбившидоводы глиняные.И вотобъявляется приговор,так сказать,от самого Калинина,от самоготоварища Рыкова.Судьей,расцветшим розой в саду,объявленотоном парадным:– Маяковскогопо судусчитатьбезусловно оправданным!
ЗА ЧТО БОРОЛИСЬ?
Слух идетбессмысленен и гадок,трется в ушии сердце ежит.Говорят,что воли упадоку нашейу молодежи.Говорят,что иной братишка,заработавший орден,нынепро вкусноты забывший ротишкопод витринойкривит в унынье.Что голодным вамна завистьокна лавок в бутылочном тыне,и едят нэпачи и завыв декабреарбузы и дыни.Слух идето грозном сраме,что лишь радостьразвоскресенена,комсомольцылейб-гусарамипьютда ноют под стих Есенина.И доносится до нассквозь губы искривленную прорезь:«Революция не удалась…За что боролись?..»И свои 18 летпод наган подставят —и нет,или горловпетлят в коски.И горюю я,как поэт,и ругаюсь,как Маяковский.Я тебене стихи ору,рифмы в этих делахни при чем;дайкак другупару рукположитьна твое плечо.Знал и я,что значит «не есть»,по бульварам валялся когда, —понял я,что великая честьза слова своиголодать.Из-под локона,кепкой завитого,вскинь глаза,не грусти и не злись.Разве естьчему завидовать,если видишь вот эту слизь?Будто рыбы на берегу —с прежним плаваньемтрудно расстаться им.То царев горшок берегут,тообломанный шкаф с инкрустациями.Вы – владыкиих душ и тела,с вашей воливстречают восход.Это —очень плевое дело,если бреволюция захотеласо счетов особых отделовэту мелочьсписать в расход.Но, рядясьв любезность наносную,мы —взамен забытой Чекикормим дыней и ананасною,ихних женодеваем в чулки.И ониза все за это,что чулки,что плачено дорого,строят намдома и клозетыи бойцовобучают торгу.Что ж,без этого и нельзя!Сменим их,гранит догрызя.Илинаша воля обломаласьо сегодняшнююделовую малость?Насделодолжнопронизать насквозь,скуленье на мелочностьвысмей.Сейчаскоммунеценен гвоздь,как тезисы о коммунизме.Над пивомнашим юношам лисклонятьсвои мысли ракитовые?Нампитьв грядущемвсе соки земли,как чашумир запрокидывая.
ДАЕШЬ ИЗЯЧНУЮ ЖИЗНЬ
Дажемерин сивыйжелаетжизни изящнойи красивой.Вертитигривохвостом и гривой.Вертит всегда,но особо пылко —еслинавстречуособа-кобылка.Еще грациозней,еще капризнейстремится человечествок изящной жизни.У каждого классасвое понятье,особые обычаи,особое платье.Рабочей рукоюстарое выжми —посыплются фраки,польются фижмы.Царьбезмятежнов могилке спит…Сбит Милюков,Керенский сбит…Но в бытупоходкой рачьейпятятся многиек жизни фрачьей.Отверзаюпоэтические уста,чтоб описатьтакого хлюста.Запонки и пуговицыи спереди и сзади.Теряютсяи отрываютсяраз десять на день.В модев каждойтак положено,что нельзя без пуговицы,а без головы можно.Чтоб былооправданиедля стольких запонок,в крахмалытуловищесплошь заляпано.На головеприлизанные волоса,посрединепробриталысая полоса.Ногидавитузкий хром.В деньобмозолишьсяи станешь хром.На всех мизинцахаршинные ногти.Обломаются —работу не трогайте!Для сморкания —пальчики,для виду —платочек.Торчитиз карманчикакружевной уголочек.Толку не добьешься,что ни спроси —одни «пардоны»,одни «мерси».Чтоб не былоямна хилых грудях,ходит,в петлицухризантемы вкрутя,Изящные улыбкинастолько тонки,чтоб тольковиднелисьзолотые коронки.Косится на косицы —стрельнуть за кем? —и пошлостьпро ландышна слюнявом языке.Ав очередивенерической клиникичитаетусердно«Мощи» Калинникова.Таким образомдень оттрудись,разденет фигуру,не мытую отродясь,Зевнети спит,излюблен, испит.От хламав комнатетеснен, чем в каюте.И это называется;– Живем-с в уюте!Лозунг:– В ногах у старья не ползай! —Готовежедневнотвердить раз сто:изящество —это стопроцентная польза,удобство одежди жилья простор.
ВМЕСТО ОДЫ
Мне б хотелосьвасвоспетьво вдохновенной оде,только одачто-то не выходит.Скольким идеаламсмерть на кухнеи под одеялом!Моя знакомая —женщина как женщина,оглохшаяот примусов пыхтенияи ухания,баба советская,в загсе венчанная,самая передоваяна общей кухне.Хранит онав складах лучших датзамужествос парнем среднего ростца;еще не партиец,но уже кандидат,самый красивыйиз местных письмоносцев.Баба сердитая,видно сразу,потому что сожитель ейныйогромный синякв дополнение к глазуприставил,придя из питейной.И шипит она,выгнав мужа вон:– Яемупокажу советский закон!Вымою толькопоследнюю из посуд —и прямо в милицию,прямо в суд… —Домыла.Перед взятиемпоследнего рубежазвонокпо кухнерассыпался, дребезжа.Открыла.Расцвели миллионы почек,высохлапо-весеннемуслезная лужа…– Его почерк!Письмо от мужа. —Письмо раскаленное —не пишет,а пышет.«Вы моя душка,и ангелвы.Простите великодушно!Я буду тишеводыи ниже травы».Рассиялся глаз,оплывший набок.Слово ласковое —мастердивных див.И опятьза примусами баба,все поняви все простив.А ужециркуля письмоносцаза новой юбкойпо улицам носятся;раскручивая языквитиеватой лентой,шепчеткакой-тоохаживаемой Вере:– Я за положительностьи против инцидентов,которыевредятслужебной карьере. —Неделя покоя,но большеникакне прожитьбез мата и синяка.Неделя —и снова счастья нету,задрались,едва в пивнушке побыли…Вот оно —семейное«перпетуум мобиле».И вновьразговоры,и суд, и «треть»на много часови недель,и нет решимостипересмотретьсемейственную канитель.Янапыщенным словамвсегдашний враг,и, не растекаясь одамик Восьмому марта,я хочу,чтоб кончиласьтакая помесь драк,пьянства,лжи,романтикии мата.
