Сочинить детективчик
Шрифт:
— Кричал: «Блевотина». Это выражался?
— Как посмотреть. Слово, конечно, цензурное, но вполне может расцениваться и как нарушение общественного порядка. Все зависит от того, где, когда и при каких обстоятельствах. Если я скажу, извините, — обратился он к даме, — «жопа», это что? Ничего, просто я невоспитанный человек. А вот если я скажу «Ты жопа» или, извините, «Вы жопа», это что? Это уже оскорбление личности, статья сто тридцать, часть первая. Сопротивление при задержании оказывал?
— Дергался немного.
— Вот — дергался! — раздумчиво повторил
— Сажайте! Мне все равно!
— Какой ты шустрый, однако! — укорил майор. — Сажайте! Это же сколько бумаг нужно написать! Тебе легко говорить: сажайте! А людям работа. Ты думаешь, нам здесь нечего делать, кроме как тебя сажать? Давай так. Машину гражданке повредил? Повредил. Ущерб возместить должен? Должен.
— Не обеднеет! — презрительно бросил задержанный.
— А вот это, парень, не твое собачье дело! — прокомментировал дежурный и приказал патрульным: — В «обезьянник». Пусть посидит, подумает.
— Господин майор, позвольте объяснить, — вмешалась в разговор дама. — Только, если можно, тет-а-тет.
Не дожидаясь разрешения, она вошла в служебную часть дежурки и доверительно наклонилась к майору:
— Мне неловко об этом говорить. Но… Произошло недоразумение. Этот молодой человек — мой любовник.
— Да ну? — удивился майор.
— Чему вы удивляетесь?
— Нет, это я так. Любовник, значит. Понимаю. Бывает, дело житейское. И что?
— Мы поссорились. Он и сорвал зло на моей машине — мне ее недавно подарил муж.
— А почему не на вас? Это было бы как-то… понятнее.
— Но он же воспитанный человек. Давайте на этом закончим. Никаких претензий у меня к нему нет. У вас, я надеюсь, тоже?
Она извлекла из сумочки стодолларовую купюру и рассеянно повертела ее в руках, словно не понимая, что это такое и что с этим делать. С таким же рассеянным видом, глядя в сторону, дежурный выдвинул нижний ящик письменного стола. Банкнота спланировала в него, как бы случайно выпав из руки. Майор коленом задвинул ящик и озабоченно поинтересовался:
— А если он снова… а?
— Он больше не будет, — успокоила его дама.
— Не будешь? — подозвав художника, строго спросил майор.
— Сажайте, суки! — завопил тот. — Ненавижу!
— Успокойся, милый. Господин майор, было очень приятно познакомиться с вами. — Дама уверенно взяла художника под руку. — Пойдемте, Иннокентий.
Они вышли. Дежурный посмотрел сквозь пыльное окно, как дама садится за руль «мазды» и открывает для художника вторую дверь. Озадаченно покачав головой и даже почесав в затылке, обратился к мужчине лет сорока в штатском, который на протяжении всего разговора молча сидел в углу дежурной комнаты и просматривал журналы задержаний, одновременно с любопытством наблюдая за происходящим:
— Ты понял, Мартынов? Во люди живут! Любовник — а как звать, не знает! Какой же он Иннокентий? Он Константин. Константин Егорычев!
Штатский
Вспомнил он о нем только через полгода, когда прочитал в сводке информацию о том, что в квартире на улице Большие Каменщики обнаружен труп гражданина Егорычева Константина Ивановича, покончившего жизнь самоубийством — выстрелом в голову из пистолета «Таурус»…
— Ну, что. Не шедевр, но для начала сойдет, — оценил написанное Леонтьев. — Тебе, Паша, урок на завтра: место происшествия, труп. Лучше в виде милицейского протокола. Документ всегда придает достоверности.
— Если бы я еще знал, как выглядят милицейские протоколы.
— А Интернет тебе на что? Найди там какой-нибудь учебник по криминалистике.
— Этот Егорычев — он в самом деле застрелился?
— Понимаю, о чем ты думаешь. Самоубийство инсценировано. А на самом деле — убийство. Но это уже сто раз было. Следователь может подозревать, что самоубийство инсценировано, но оказывается, что нет. Это сильнее. И ближе к жизни.
— Чтобы такой тип покончил с собой, нужны очень серьезные причины.
— А они и были очень серьезные.
— Какие?
— Что ты пристал? — рассердился Леонтьев. — Какие! Я знаю не больше тебя. И чем меньше мы знаем, тем лучше. Сюжетный поворот должен быть неожиданным. Сначала для нас. Тогда он будет неожиданным и для читателя. Придумаем что-нибудь. А сейчас займись трупом. Постарайся, чтобы он выглядел убедительно.
— Никогда не видел трупов. Вы видели?
— Бог миловал. Покойников видел. И вижу все чаще. Раньше с приятелями встречались в ресторане ЦДЛ, а сейчас все больше на похоронах.
— Жалко. Хорошо бы какую-нибудь детальку.
— Валерий Николаевич, к тебе можно? — послышался из-за окна мужской голос.
Леонтьев выглянул:
— Заходи, Петрович.
Объяснил Акимову:
— Сосед. Кстати сказать, капитан милиции. Опер в нашем райотделе. Вот уж кто трупов насмотрелся.
Сосед был в брезентовом комбинезоне, надетом на голое тело. Лицо и руки загорелые, потные, а плечи белые, бабьи.
— Знакомься, Василий Петрович, — предложил Леонтьев. — Это Паша, мой соавтор. Пивка?
— Да нет, спасибо. Я на минутку. Не одолжишь краскопульт? Ободрал бочину, нужно подкрасить. У тебя, помнится, был хороший, итальянский. А то мой ни к черту, плюется.
— Без вопросов. Мне он, надеюсь, больше никогда не понадобится. Мы вот разговариваем на близкую тебе тему. Про трупы. Как они выглядят?
— Нашли о чем говорить!
— И все-таки?
— По-разному. Как и живые люди. Двух одинаковых не бывает. Вчера вот подняли одного. Ограбили и выбросили из электрички.