Социология вещей (сборник статей)
Шрифт:
Биографии вещей порой помогают выявить эти «затененные» аспекты. Например, в ситуациях культурных контактов они могут продемонстрировать правоту антропологов, утверждающих: при заимствовании чужих предметов – равно, как и чужих идей – существенен не сам факт заимствования, а то, каким образом они культурно переопределяются для использования в новой роли. Из биографии автомобиля в Африке можно выудить массу культурных данных: как он был приобретен, каким образом и от кого получены деньги на его покупку отношения продавца и покупателя, для чего автомобилем обычно пользуются, кто чаще всего на нем ездит и кто берет его взаймы, как часто его берут взаймы, гаражи, в которых его держат, отношения его хозяина с механиками, переход автомобиля из рук в руки с течением лет, и, наконец, как избавляются от остатков машины, когда она разваливается. Из подробностей такого рода могут сложиться самые разные
Составляя биографию, мы априори определяем то, что окажется в центре внимания. Мы признаем, что у каждого человека есть много биографий – психологическая, профессиональная, политическая, семейная, экономическая и т. д. – в каждой из них учитываются определенные аспекты его жизни, а прочие отбрасываются. Биографии вещей не могут не быть столь же однобокими. Очевидно, чисто физическая биография машины сильно отличается от ее технической биографии, известной как ремонтная ведомость. Кроме того, можно составить экономическую биографию автомобиля, учитывающую его первоначальную стоимость, цену при продаже и перепродаже, скорость падения его стоимости и зависимость этой стоимости от кризисов, а также типичные расходы на содержание в течение нескольких лет. Можно написать несколько социальных биографий машины: в одной биографии рассмотреть ее место в экономике семьи, которой она принадлежит, в другой – сопоставить историю ее перехода из рук в руки с классовой структурой общества, а в третьей сфокусироваться на роли автомобиля в социологии родственных связей семьи – например, изучать ее влияние на ослабление социальных связей в Америке или на их укрепление в Африке.
Все подобные биографии – экономические, технические, социальные – могут отличаться самой разной культурной информативностью. Все зависит не от содержания биографии, а от того, как и с какой точки зрения оно рассматривается. В культурно информативной экономической биографии объекта последний исследуется в качестве культурно сконструированной единицы, наделенной культурно специфическим смыслом, подвергающейся классификации и реклассификации в рамках культурно наполненных категорий. Именно с этой точки зрения мне хотелось бы предложить рамки изучения товаров – или точнее, коль скоро речь идет о процессах, рамки изучения товаризации. Но сперва зададимся вопросом: что такое товар?
Уникальное и общее
Я исхожу из того, что товар – это универсальный феномен культуры. Существование товаров логически вытекает из существования сделок, которые включают обмен вещами (товарами и услугами); обмен является универсальной чертой социальной жизни людей и, согласно некоторым теориям, составляет ее фундамент (см., например: Homans 1961; Ekeh 1974; Kapferer 1976). Общества отличаются друг от друга тем, каким образом товаризация, выступающая в качестве особого выражения обмена, структурируется и соотносится с социальной системой, факторами, способствующими товаризации или затрудняющими ее, долговременными тенденциями, связанными с распространением или стабилизацией этого процесса, и со сказывающимися на нем культурными и идеологическими условиями.
Итак, что же делает предмет товаром? Товар – это предмет, обладающий потребительской стоимостью, который в ходе отдельной сделки может быть обменен на иной предмет; последний, как свидетельствует сам факт обмена, обладает эквивалентной стоимостью в конкретном контексте, и согласно тому же самому определению, является товаром в момент обмена. Обмен может быть как прямым, так и осуществляться косвенным образом посредством денег, одна из функций которых – средство обмена. Соответственно, все, что можно купить за деньги, является в этот момент товаром, какова бы судьба ни ждала этот предмет после того как он перейдет из рук в руки (впоследствии он может подвергнуться растовариванию). Поэтому мы на Западе вследствие культурной близорукости обычно принимаем возможность продажи за безошибочный показатель товарного статуса, в то время как непродажность наделяет предмет особой аурой отстраненности от обыденного и повседневного. На самом же деле, конечно, возможность продать предмет за деньги – необязательный признак товарного статуса, если вспомнить о наличии товарного обмена в немонетарных экономиках.
Сделки, связанные с товарами, я называю «конечными» чтобы подчеркнуть, что основной и непосредственной целью сделки является получение той вещи, которую дают в обмен на эту вещь (для экономиста в этом заключается также экономическая функция сделки). Например, цель сделки не состоит в том, чтобы обеспечить возможность для сделок какого-либо иного рода, как происходит в случае подарков, вручаемых для того, чтобы начать переговоры о свадьбе или получить покровительство; каждый из этих случаев является частичной сделкой, которую следует рассматривать в контексте всей сделки. В то время как обмен вещами обычно связан с товарами, заметным исключением являются такие обмены, которыми отмечены отношения взаимных услуг, как их принято классифицировать в антропологии. В данном случае вручение подарка влечет за собой обязательство вручить ответный подарок, что влечет за собой аналогичное обязательство – в результате мы имеем бесконечную цепь подарков и обязательств. Сами подарки могут быть вещами, которые обычно используются как товары (продовольствие, пиры, предметы роскоши, услуги), но каждая сделка не является конечной и в принципе не завершена.
Чтобы предмет можно было продать за деньги или обменять на широкий спектр других предметов, он должен иметь нечто общее со всевозможными обмениваемыми вещами, которые, вместе взятые, составляют единую вселенную сопоставимых стоимостей. Воспользовавшись пусть архаичным, но вполне уместным термином, можно сказать, что предмет, пригодный для продажи или обмена на широкий круг других предметов, должен иметь нечто «общее» – в противоположность частному, несопоставимому, уникальному, единичному и поэтому не обмениваемому ни на что другое. Идеальным товаром будет тот, который можно обменять на что угодно, а идеально товаризованный мир – такой, в котором все подлежит обмену или продаже. Согласно тому же признаку, идеально детоваризованный мир – такой, в котором все единично, уникально и обмену не подлежит.
Две эти ситуации представляют собой противоположные друг другу идеалы, не соответствующие никакому реальному экономическому строю. Не существует такой системы, в которой все настолько исключительно, что не допускает даже намека на обмен. И не существует такой системы, за исключением разве что какой-нибудь экстравагантной марксистской схемы полностью товаризованного капитализма, в которой бы все являлось товаром и подлежало обмену на любые другие вещи в рамках единой сферы обмена. Такое устройство мира – в первом случае тотально гетерогенное в смысле стоимости, а во втором случае тотально однородное – было бы невозможно с точки зрения культуры, и создать его было бы не под силу человечеству. Но любая реальная экономика находится где-то между двумя этими крайностями.
Вслед за большинством философов, лингвистов и психологов мы можем согласиться с тем, что человеческому разуму присуща тенденция привносить порядок в окружающий хаос, классифицируя его содержание, и что без подобной классификации познание мира и приспособление к нему были бы невозможны. Культура обслуживает разум, привнося коллективно воспринимаемый когнитивный порядок в мир, который объективно является абсолютно гетерогенным и представляет собой бесконечное множество уникальных предметов. Культура создает порядок, посредством выделения и классификации обрисовывая однородные области в рамках всеобщей неоднородности. Однако если процесс насаждения однородности зайдет слишком далеко и воспринимаемый мир чересчур приблизится к другому полюсу – в случае вещей, к абсолютной товаризации – то функция культуры, связанная с проведением когнитивных различий, окажется подорванной. Как индивидуумы, так и коллективы, принадлежащие к данной культуре, должны ходить где-то между этими крайностями, классифицируя предметы по категориям, которые не слишком обширны и которых не слишком много. Короче говоря, то, что мы обычно называем «структурой», лежит между разнородностью излишне подробного деления и однородностью избыточных обобщений.
Применительно к сфере меновой стоимости это означает, что естественный мир уникальных предметов должен быть разделен на несколько контролируемых стоимостных классов – то есть, различные предметы должны отбираться в соответствии с категориями и приобретать в их рамках когнитивную однородность, а при нахождении в различных категориях обладать когнитивной разнородностью. В этом состоит основа хорошо известного экономического феномена, заключающегося в существовании нескольких сфер меновых стоимостей, которые проявляют большую или меньшую независимость друг от друга. Этот феномен обнаруживается в любом обществе, хотя люди Запада наиболее склонны находить его в некоммерциализованных и немонетизированных экономиках. Сущность и структура этих сфер обмена различны в разных обществах, поскольку, согласно Дюркгейму и Моссу (Durkheim and Mauss 1963; первое издание 1903), в культурных системах классификации отражаются структура и культурные ресурсы данного общества. А помимо этого, как утверждает Дюмон (Dumont 1972), существует тенденция выстраивать категории в иерархическую систему.