Содержанка никуда не денется
Шрифт:
Я встряхнул головой.
– Нет? – спросил он.
– Нет.
– Почему?
– У меня нет уверенности, – сказал я. – Я должен удостовериться.
– Каким образом собираетесь удостовериться?
– Не знаю, но у меня есть идея насчет связи убийства Даунера с исчезновением моих пятидесяти тысяч.
– Убийство мое, – напомнил Хобарт.
– Возьмите его. Мне нужны деньги. Держите свое при себе. А я нацелился получить свое.
– Хорошо. Как, по-вашему, дело было?
– По-моему, – начал я, – у Баксли был соучастник в забегаловке под названием «Полный обеденный судок». По-моему, Баксли
На мой взгляд, именно в этот момент Селлерс совершил первую ошибку. Я считаю, он должен был снять с мусорного ящика крышку и выудить пакет. А уж потом, на мой взгляд, отправляться за Баксли.
– Откуда тогда у Даунера очутились пятьдесят тысяч?
– От соучастника Баксли, – растолковал я, – и раз их не поделили, значит, Даунер их просто спер. Если бы у него оказались двадцать пять тысяч, я решил бы, что в деле завязаны трое и половину получил Баксли, а двое оставшихся поделили другую за провернутую для него работенку. А поскольку у Даунера очутились пятьдесят тысяч, он их, стало быть, тиснул.
– У меня для вас новость, Лэм, – объявил инспектор Хобарт.
– Какая?
– Таким образом дело не складывается и, когда мы все выясним, обернется иначе.
– Почему?
– Я не знаю. Если хотите, считайте это инстинктом копа, но ничего никогда не складывается так гладко. Идеи у вас блестящие, и все-таки это только идеи.
Ничего нету хуже подобных вам вольных стрелков. Вы, ребята, работаете на манер волков-одиночек. Ударит вам в голову мысль – и вы за ней неотступно следуете. Изобретаете гениальное решение и принимаетесь его разрабатывать. Копы не могут такого себе позволить. Им приходится двигаться шаг за шагом. Они не имеют права срезать углы. Они переползают от одного к другому.
– О’кей, – согласился я. – Вы работаете по-своему, я – по-своему.
– Что еще вам известно? – спросил Хобарт.
– В чемодане, – сказал я, – были самые странные, на мой взгляд, вещи – карточки, записные книжки, какое-то барахло. Все теперь у Селлерса.
– Расскажите-ка мне про карточки, – попросил Хобарт.
– На них ряды цифр. – Я полез за блокнотом. – Вот, к примеру – ноль, ноль, пять, один, три, шесть, четыре.
Хобарт дотянулся до блокнота.
– Взгляните на следующий, – предложил я.
Инспектор стал читать цифры:
– Четыре, минус, пять, минус, пятьдесят девять, минус, десять, минус, один, минус.
– Возьмите следующую строчку. Она заканчивается знаком плюс.
Он прочитал:
– Восемь, минус, пять, минус, пятьдесят девять, минус, четыре, минус, один и в конце плюс… Ну, попробуйте-ка одной блестящей идеей объяснить эту белиберду!
– Я отметил, что многие строчки на карточках заканчиваются цифрами три, шесть, четыре.
– И что думаете?
– Особенно напряженно раздумывал насчет плюсов и минусов…
– Ладно, Лэм, – оборвал меня он. – Даю вам еще время на размышление. Сидите тут.
– А что с Эрнестиной? – спросил я.
– Я собираюсь подержать даму еще немного.
– Вы задерживаете ее?
– Не совсем, – уклонился Хобарт. – Я хочу лишь раскрыть это чертово дело, чего мне не удастся, если толпа темпераментных примадонн будет носиться по городу и совать всюду нос. Если тот чертов японец замешан, я намерен как следует его тряхнуть.
– Только держитесь подальше от моей ниточки, – предупредил я, – а я не стану хвататься за вашу.
Он усмехнулся и провозгласил:
– Вы вообще ни за что не ухватитесь, будь я проклят. Вы выходите из игры. И никаких ниточек не получите.
Инспектор покинул комнату, закрыв за собой дверь.
Сидел я долго. Заняться было нечем, так что я изучал копии карточек из чемодана.
Через какое-то время дверь отворилась, вошел полицейский с парой гамбургеров, завернутых в бумажную салфетку, и пакетом молока и объявил:
– С наилучшими пожеланиями от инспектора Хобарта.
– Где он?
– Работает.
– Я хочу его видеть.
– Точно такое желание испытывает масса других людей.
– У меня есть кое-что, о чем он наверняка хочет знать.
– Нет, не хочет.
– Почему?
– Предполагается, что ты все ему выложил с первого раза.
– Передайте инспектору, что я кое-что вспомнил.
Мужчина кивнул и вышел.
Я прикончил гамбургеры, выпил молоко, сунул пустой пакет в бумажный мешок и бросил в мусорную корзинку.
Через пятнадцать минут вошел инспектор Хобарт. Раскрасневшийся и сердитый.
– Ну, – рявкнул он, – какую вы дьявольщину утаили?
– Никакой. У меня появилась другая идея. Размышлял тут над этими цифрами.
Он раздраженно отмахнулся, собрался было уйти, но удержался:
– Хорошо. Выкладывайте побыстрее. Я слушаю.
– Многие строчки, – начал я, – заканчиваются цифрами три, шесть, четыре. А теперь предположим, что это номера телефонов, записанные задом наперед.
– Что это значит?
– Три, шесть, четыре, – пояснил я, – это будет «Г», «О», три. Тогда цифры на первой карточке означают Голливуд, три – один – пять – два нуля. И оказываются номером телефона. А теперь, если вы обнаружите, что владелец этого номера четвертого мая поставил девятьсот пятьдесят девять долларов при ставке десять к одному и проиграл, а потом восьмого мая поставил ту же сумму при четырех к одному и выиграл, мы, возможно, получим какое-то объяснение.
Хобарт помолчал минутку, вернулся к столу, пододвинул стул, потянулся за моим блокнотом и принялся изучать цифры. Через какое-то время признал:
– Это мысль. К вашему сведению, мы получили подлинные записные книжки и подлинные карточки. Я намерен взглянуть на них в свете этой теории.
– Что еще раскопали? – полюбопытствовал я.
– Много чего, – уклончиво отвечал он, встал и вышел.
Через полтора часа Хобарт снова вернулся.
– Лэм, – сказал он, – а вы в самом деле догадливый. И кое-какие из ваших догадок чертовски хорошие. Ненавистно мне это признание, поскольку я учу своих людей не играть в угадайку. Я учу их идти шаг за шагом, не стараться блеснуть, просто действовать методично.