Содержанка никуда не денется
Шрифт:
– Разумеется, – подтвердил Хобарт, – был со мной такой случай много лет назад. Мы собираемся послать людей прощупать каждого продавца. Только я почему-то предчувствую, что, когда всех проверят, мы снова окажемся там, откуда начали.
И вышел из комнаты. Поскольку больше делать было нечего, я взял журнал о металлоизделиях и принялся перечитывать от начала и до конца.
И вдруг обнаружил заметку, имевшую смысл. Проклял себя за недогадливость, бросился к двери и распахнул ее.
Полисмен в форме сидел за дверью, откинувшись к стене на стуле с прямой спинкой, выставив на обозрение каблуки с полукруглыми
– Нет, братец, – предостерег он, – сиди там.
– Ладно, буду сидеть, – подчинился я, – но раздобудь мне инспектора Хобарта. Я хочу его видеть.
– Ну и дела, – промычал полисмен. – Теперь ты руководишь заведением?
– Раздобудь мне инспектора Хобарта, – повторил я, – или оба вы пожалеете.
Вернулся в комнату и закрыл дверь.
Через десять минут ворвался инспектор Хобарт.
– Вот что, – изрек он, – сообщите-ка мне лучше что-нибудь стоящее. В противном случае будете ждать в камере.
– По-моему, вполне стоящее, – посулил я.
– Будем надеяться. В чем заключается очередная идея, вспыхнувшая в блестящих мозгах?
– Заметка в «Металлоизделиях», – сказал я. – Хотите, прочту?
– О чем?
– Всего один параграф из комментариев к новостям по поводу ярмарки в Новом Орлеане.
– И что там сказано?
Я схватил журнал и прочел:
«Чикагская компания ножевых изделий „Кристофер, Краудер и Дойл“ представляет новый универсальный кухонный нож, который поступит на рынок сперва на Востоке, потом на Западе. Отличительная особенность этого ножа заключается в непреходящей твердости стали, позволяющей изготовить необычайно тонкое лезвие, как подчеркивает президент Карл Кристофер, не толще листа бумаги. Благодаря новой синтетической пластмассе изготовленная из нее рукоятка кажется выполненной из оникса.
Ивлин Эллис, „Мисс Американские Металлические Изделия“, представляла наборы кухонной утвари сотне покупателей, приглашенных собраться у стенда компании „Кристофер, Краудер и Дойл“ между четырьмя и пятью часами и получить в подарок наборы в элегантных коробках».
Я сложил журнал кверху открытой страницей с прочитанным текстом и протянул инспектору Хобарту.
Он даже не посмотрел на журнал, вместо этого оглядел меня и признался:
– Кажется, я вполне понимаю чувства Фрэнка Селлерса.
– Что вы хотите сказать?
– Смотрю на вас и испытываю смешанные ощущения, – пояснил Хобарт. – Не собираюсь прикидываться, будто эта ниточка не важна. Мне самому следовало бы о ней поразмыслить. Естественно, у малютки имеется столовый прибор. Она ведь, в конце концов, королева металлоизделий. Ее доставили в Новый Орлеан, где она выставлялась, как на параде, в вечерних туалетах и купальных костюмах. Все расходы оплачены, колоссальная реклама и паблисити.
Наверняка огребла кучу добра и, раз уж раздавала кухонные наборы покупателям, останавливавшимся возле стенда компании, которая представляла новый товар, обязательно прихватила себе коробку. Нам теперь остается лишь получить ордер на обыск, явиться в отель, найти коробку с парной к ножу вилкой, полюбопытствовать, куда, к чертям, делся нож, и посмотреть,
Прекрасно. Чрезвычайно признателен. Только чертовски легко у вас все получается, в слишком цветистой бумажке вы все преподносите. Фу ты, черт, Лэм, я злюсь, дергаюсь и расстраиваюсь. Сижу в своем офисе на телефоне, принимаю и передаю диспетчеру срочные сообщения, получаю доклады, пытаюсь держать под надзором широкий фронт работ, а вы торчите тут, где нечем больше заняться, кроме как шевелить мозгами. Неудивительно, что вы обскакиваете штатных сотрудников. Но меня это просто бесит.
– Вы на меня сердитесь? – спросил я, стараясь прикинуться абсолютно невинным.
– Совершенно верно, черт побери, на вас, – подтвердил он. – А наполовину на себя. Мне самому следовало подумать об этом. Вот так и случаются озарения. Я вас запер здесь, в этой чертовой комнате, где остановить глаз больше не на чем, кроме четырех стен да журнала металлоизделий. Вы, естественно, взялись за журнал. А потом ухватились за ниточку и продемонстрировали среднюю сообразительность, поймав кончик и пройдя за ним сорок ярдов до цели.
– Вот к чему ведут попытки сотрудничества, – констатировал я, стараясь вложить в свою речь максимум едкости. – Мне надо было всего лишь попридержать информацию при себе, швырнуть журнал в мусорную корзинку, а потом выйти и потянуть за ниточку.
– Тут допущены две ошибки, – указал Хобарт. – Фактически даже три. Во-первых, вам не выйти, во-вторых, не потянуть ни за какую ниточку, в-третьих, как только наткнетесь на что-нибудь жареное вроде этого и попытаетесь попридержать, сразу вылетите далеко за линию игрового поля.
Инспектор постоял, сердито уставившись на меня, а потом неожиданно запрокинул голову и рассмеялся.
– Ладно, Лэм, – продолжал он. – Я способен принять вашу точку зрения. А вы – мою, ибо не ведаете тысячи и одной вещи. Я должен попробовать все свести воедино, чтобы провести расследование. В любом случае спасибо за ниточку. Мы пройдемся по ней.
– Что с Эрнестиной? – спросил я.
– Мы ее потрошим, чтобы выяснить, не умалчивает ли она еще о чем-нибудь ей известном.
– Когда вы собираетесь нас выпустить?
– Когда завершим данный этап расследования, – сообщил он. – Мы не желаем, чтобы вы, дилетанты, вертелись под ногами и распутывали его вместо нас.
– Иными словами, – вставил я, – хотите дождаться чертовской удачи, а уж потом меня выпустите, но не раньше, чем из Лос-Анджелеса позвонит Фрэнк Селлерс и сообщит, что все в порядке и мой карантин закончен.
Он усмехнулся.
– В таком случае, – заявил я, – требую адвоката.
Он покачал головой:
– Я туговат на ухо, Лэм. А вы говорите мне прямо в тугое ухо.
– Повернитесь, – попросил я, – чтобы я мог повторить в другое.
Он лишь ухмыльнулся и посоветовал:
– Посидите пока и еще поразмыслите, Лэм. Не тревожьте меня, пока не придумаете чего-нибудь хорошенького. Но если придумаете что-нибудь хорошенькое и придержите про себя, я вас в порошок сотру.
Инспектор Хобарт прихватил с собой журнал о металлоизделиях и ушел.
Глава 10
Хобарт вернулся в четыре часа пополудни.
– Ладно, Лэм, мы вас отпускаем.