Содержанка. Книга 2
Шрифт:
Шок потихоньку отпускает, и я замечаю, что мы с Дёмочкой перепачкали машину. Поднимаю глаза и смотрю на затылок Алекса.
Глава 23
Равский напряжен, я это считываю, просто разглядывая затылок.
— Вот это вечерок, — шепчу.
Алекс бросает взгляд через зеркало. Молча возвращается к дороге. Я делаю вдох-выдох, стараясь успокоиться.
Не нужно было звонить Равскому, лучше бы в скорую, как советовал Руслан. У него больше опыта с детьми. Сколько его дочери? Двенадцать? Сейчас бы домой вернулись уже. Рус бы нас забрал
«Как вы?» — на телефоне от Руслана.
Отвечаю:
«Всё в порядке, едем домой».
«Я приеду?»
Мешкаю. Единственное, чего мне сейчас хочется, — это остаться вдвоем с сыном и отдохнуть.
«Прости. Очень голова болит, хочу лечь. Давай завтра спишемся?»
«Конечно. Целую. Не переживай, все будет хорошо. Это же дети».
«Да, тоже так думаю. Целую!»
Алекс паркует машину недалеко от подъезда, я собираюсь попрощаться, но он как-то резко вырубает движок и выскакивает на улицу. Открывает заднюю дверь. В свете фонарей кажется, что он опять бледноватый. Губы поджимает, и от этой его реакции не по себе становится. Будто он в холодном бешенстве. Этого еще не хватало.
В кабинете врача на меня совсем не смотрел, как будто опасался, что прибьет при зрительном контакте.
Алекс тянется, чтобы забрать Демьяна, и я отдаю, понимая, что сопротивляться глупо. При этом мы будто откатываемся на три недели в прошлое, когда он только приехал и я не понимала, чего от него ждать.
Алекс обнимает сына, отворачивается и что-то шепчет почти беззвучно. Молится, что ли? Я выбираюсь из машины, и мы идем к крыльцу.
— Я могу сама.
— Донесу.
— Ладно.
Заходим в подъезд, поднимаемся в лифте. Я открываю квартиру. В каком-то будто ступоре все делаю.
— Спальня там же, где была. Демьян не спит в детской.
Пока Алекс скидывает кроссовки, я прохожу первой, расправляю постель и включаю ночник. Быстро сдвигаю игрушки в сторону. Почему не убрала их раньше? Дурацкое свидание! Если бы убрала, Дёма не потянулся бы. Вдох-выдох.
Алекс приносит сына, очень плавно и осторожно укладывает в постель. Я укрываю его, нежно целую в ручку. Во сне Дёма выглядит таким маленьким и беззащитным, что сердце на лоскуты просто. Повязка эта еще на синем лбу . Мы вдвоем с Алексом молча пялимся. На щечке остался след плохо стертой крови, под глазами разводы от слез.
Сын такой красивый, что пошевелиться не могу. Так сильно люблю его. Наверное, мама права и это ненормально. Отчетливо понимаю, что не из-за Дёмы стараюсь увильнуть от поездки в Милан. Из-за себя. Это я не готова его оставить. Это я сумасшедшая мать, которая сторонится отношений, дабы не отнимать время у сына. Мне самой нужно быть с ним, я сама не хочу разлучаться. Зря я начала форсировать отношения с Русланом, приятельствовать было комфортнее.
— Где он упал? — шепчет Алекс.
— Вот здесь, — показываю. — Я игрушки не убрала, поленилась. Дем всегда спит у стенки. Я раньше обкладывала пол подушками, но клянусь, он ни разу не падал.
Демьян кашляет во сне и поворачивается на бочок.
Алекс поправляет одеяло, наклоняется и нежно целует сына в макушку. У меня сердце щемит от этого, отворачиваюсь.
Мы выходим
Здесь практически ничего не поменялось с его последнего визита. Я только углы обклеила, розетки обезопасила да продала стеклянный журнальный стол из гостиной.
Алекс подходит к детскому стулу, берет игрушечного жирафа.
— Тебе, наверное, пора, — говорю сипло. — Спасибо, что приехал и помог. Я чуть с ума не сошла.
— Я для этого и прилетел, — произносит он. Садится за стол, крутит в руках игрушку, разглядывает.
— Чтобы помогать мне? — нервно бормочу. — Или контролировать, как я твоего сына воспитываю? Вот, смотри, — развожу руками так резко, что остатки воды выплескиваются на пол. — Упал, чуть не убился. Вот такая мамаша, не чета твоей. Это ты собираешься сказать мне?
Хватаю полотенце, вытираю лужу. Волосы падают на лицо, зажмуриваюсь и борюсь с порывом расплакаться.
Ну зачем, зачем я ему позвонила?! Это какая-то дебильная привычка из прошлого — всегда искать в Алексе поддержку. Знать, что он поймет и примет, что бы ни случилось. Что бы ни натворила!
Да нет, не примет. Не поймет. Пора бы усвоить.
— Не это.
— А что тогда? — Швыряю полотенце в угол и выпрямляюсь. — Похвалишь?
Бросаю взгляд на себя — майка в засохших красных пятнышках. Снова голова кружится. Я сжимаю пальцы в кулаки.
— Напомню. — Алекс задирает подбородок, показывает. Темную щетину разрезают белые черточки. — Пять шрамов на бороде. — Наклоняется. Тычет пальцем: — Семь на лбу. На голове хуева туча, но ты видела, — криво улыбается. — Когда брила меня налысо.
Отворачиваюсь. Беру губку и протираю стол. Моя первая стрижка не удалась, было дело. Алекса пришлось обкорнать под шесть миллиметров. Оказалось, у него и правда много шрамиков на голове, большинство родом из детского дома. Он там носился, никто особо не смотрел. Я как увидела, дурно стало. Но волосы настолько густые, что скрывают травмы.
Сглатываю.
— Ты их получил еще в детском доме. Это другое.
— Не только. Не знаю, как пояснить тебе. Я себя в год, конечно, не помню, а потом уже ума побольше было, как и самоконтроля. Но смысл остается тем же: когда что-то сильно нравится, внутри возникает такая нестерпимая потребность, что действуешь порывом. Дем, конечно, умеет слазить с кровати, я сам видел. Но, видимо, он что-то заметил на полу, забыл о безопасности, и резко потянулся.
Я замираю спиной к Алексу. Вытираю щеки. Пару секунд мы молчим, потом он произносит:
— Ты не можешь всегда быть рядом.
— И что делать? — Поворачиваюсь.
Алекс так и сидит за столом, вертит дурацкого жирафа в руках.
— Переждать, Дем научится себя останавливать, даже если что-то капец как нужно. Я же научился.
Глаза расширяются. Я делаю глубокий вдох-выдох.
Алекс продолжает:
— А пока остается пожалеть, если ушибся. Направить. Поддержать. Потом вообще треш пойдет. Как вспомню пубертат... — Он ежится. — Когда влюбляешься в каждую вторую девчонку. Буквально в каждую, вплоть до того, что по фотографии. Не в смысле хочешь, а именно, блядь, любовь.