Содержанки по своей воле не уходят
Шрифт:
— Так или иначе, но мне понятны чувства, которые испытывает Фрэнк Селлерс.
— Что вы имеете в виду?
— Ты у меня тоже вызываешь противоречивые эмоции, — пояснил Хобарт, — я не собираюсь делать вид, что эта заметка ничего не значит для расследования убийства Даунера. 06 этом мне бы следовало подумать самому. Конечно, у этой бабенки должен был быть один из тех ножевых наборов. В конце концов, она же была выбрана королевой всей индустрии скобяных товаров. Ее привезли в Новый Орлеан, и она там мозолила всем глаза в вечерних нарядах и купальных костюмах. Там все
Она, должно быть, загребла кучу денег и если она раздавала бесплатно ножевые наборы потенциальным покупателям этого товара, которые останавливались у стенда компании, объявившей производство этого нового изделия, то наверняка сама Эвелин Эллис припрятала для себя хотя бы один такой ножевой набор. Теперь же нам ничего не остается делать, как получить ордер на обыск, переворошить всю ее комнату в отеле, найти коробку для ножевого набора и спросить ее, куда, черт побери, подевался нож, а потом посмотреть, что она скажет.
Прекрасно. Я очень тебе благодарен. Но ты проделываешь все эти вещи уж слишком легко, пожалуй, даже уж слишком эффектно. О, черт побери, Лэм, мне кажется, я чересчур нервозен, раздражен и подавлен. Я сижу на телефонах в моем кабинете, отдавая распоряжения во все стороны, получая донесения, пытаясь охватить весь фронт действий своих ребят. А в это время ты сидишь здесь, в этой комнате, и ничего не делаешь, разве только о чем-то размышляешь. Не приходится удивляться, что ты смог по достоинству оценить этот материал в журнале. Но от этого я просто взбешен.
— На меня? — спросил я, стараясь придать своему лицу невинное выражение.
— Ты чертовски прав, да, на тебя, — подтвердил Хобарт, — но в такой же степени и на себя. Я должен был сам догадаться обо всей. Вот так и приходит разгадка тайны. Я запер тебя в этой чертовой комнате, в которой ничего нет, кроме четырех стен, да журнала о скобяных товарах. Естественно, ты начинаешь перелистывать страницы журнала. И натыкаешься на золотую жилу, после чего ухмыляешься с самодовольным видом парня, только что забившего гол в ворота противника.
— Вот что получается, когда стараешься сотрудничать с полицией! — воскликнул я, пытаясь придать своему голосу как можно больше горечи. — Мне бы следовало попридержать всю эту информацию при себе, выбросить журнал в мусорную корзину, а потом выйти отсюда и действовать в одиночку, полагаясь на полученные сведения.
— Есть две вещи, которые никак не стыкуются с твоими планами, — возразил Хобарт, — нет, пожалуй, целых три. Во-первых, ты отсюда никуда не выйдешь. Во-вторых, тебе не удастся действовать в одиночку, полагаясь на полученные сведения. И в-третьих, если бы ты, обнаружив нечто весьма заманчивое, подобное этой заметке в журнале, попытался скрыть это от меня, то тебя ждали бы большие неприятности.
Он стоял, сердито разглядывая меня, затем неожиданно откинул назад голову и расхохотался.
— Ладно, Лэм, — примирительным тоном заявил он, — я могу понять тебя. Ты же меня понять не сможешь, поскольку не знаешь о тысяче и одной вещи, которые мне приходится координировать,
— Что вы там де чаете с Эрнестин? — спросил я.
— Мы усиленно допрашиваем ее, чтобы выяснить, а не знает ли она еще чего-нибудь кроме того, о чем она уже рассказала.
— Когда вы нас отпустите?
— Когда мы закончим наше расследование на этом этапе, — пообещал он. — Мы не можем позволить вам, типичным любителям, околачиваться повсюду и мешать нам.
— Другими словами, вы собираетесь подождать до тех пор, пока не добьетесь ощутимого результата в вашем расследовании и только тогда будете готовы отпустить меня. Но этого не случится, если Фрэнк Селлерс не позвонит вам из Лос-Анджелеса и не сообщит, что меня можно выпустить из карантина.
Хобарт улыбнулся.
— В этом случае, — заявил я, — я требую, чтобы со мной повидался адвокат. Он покачал головой.
— Лэм, у меня плохо со слухом. Ты говоришь мне в ухо, которое ничего не слышит.
— Тогда повернитесь, — предложил я, — чтобы другое ваше ухо могло меня услышать.
Хобарт в ответ только усмехнулся и заявил:
— Лэм, сиди здесь и не рыпайся. Можешь придумать еще что-нибудь. Но не беспокой меня, пока не придумаешь что-нибудь стоящее. Но если ты придумаешь нечто действительно стоящее и не сообщишь мне об этом, то я тебя поколочу.
Он взял журнал о скобяных изделиях и вышел из комнаты.
Глава 10
Когда вернулся Хобарт, было уже четыре часа пополудни.
— Ну, Лэм, мы отпускаем тебя.
— А где Эрнестин?
— Я отослал ее домой час тому назад.
— Вы могли бы позволить мне проводить ее домой, — заметил я. Хобарт усмехнулся.
— Мог бы, но не сделал этого. Ее отвез домой один из наших детективов, который допрашивал ее. Она была возбуждена до крайности. Сказала, что телевидение — скучно и однообразно по сравнению с реальной жизнью, которая, как оказалось, может привести ее в настоящий трепет.
— Хорошо, — заявил я, — а какие планы вы заготовили для меня?
— А какие планы ты сам наметил для себя? — спросил он.
— Это зависит от того, что я смогу сделать.
— Я не хочу, чтобы твои неуклюжие попытки что-то сделать подпортили дело. Если ты примешься за них, то мы опять заберем тебя в участок.
— А как насчет Эвелин Эллис? Вы нашли коробку, оставшуюся от того ножа?
— Не будь глупцом, — посоветовал он мне, — дела делаются легко только вами, одаренными любителями. К твоему сведению, Эвелин заявила, что она раздала все ножевые наборы аккредитованным участникам конвенции, которые останавливались у стенда компании “Кристофер, Краудер и Дойль”. Она утверждала, что не взяла себе ножевого набора. Она вообще не занималась в то время домашним хозяйством. Она хотела бы знать, как могло нам прийти в голову, что молодая женщина с ее положением в обществе способна на то, чтобы спрятать ножевой набор в своем купальном костюме.