Содержательное единство 1994-2000
Шрифт:
Аргумент третий. Существует политический контекст, от которого никуда не уйдешь. Терроризм всегда поддерживается ритуальными акциями, приуроченными к тем или иным значимым датам. 6 августа – это так называемый "день независимости Ичкерии". 8 августа – годовщина премьерства Путина. И его чеченским (да и не только) противникам крайне важно обозначить следующее: прошел год существования Путина в политическом качестве. Главное за этот год – отпор в Чечне. Провозгласив подобный отпор, Путин аргументировал свою решимость тем, что если не разгромить очаг терроризма, то будут взрывать по всей России, в том числе и в Москве. Прошел год, несколько раз говорили, что очаг разгромлен. Теперь снова взрывают. Ну, и?
Оговорюсь – я не считаю подобную логику политически конструктивной. Как не считаю, что терроризм может быть преодолен миром или войной в Чечне. Пойдем на уступки – будут взрывать. Не пойдем – тоже будут. В Израиле 50 лет взрывают. И что?
"А то, что договариваются, и вовсю", – могут мне на это ответить. Да, договариваются. Но, если так можно выразиться, вот-вот до-договорятся до потери своего государства и исторического смысла той проектности, которая это государство создала. В Израиле тоже вопрос стоит ребром: СЕМЕЙСТВО или народ? Если СЕМЕЙСТВО, тогда крыть нечем, конец истории.
Аргумент четвертый. В российских СМИ кое-как обсуждают проблему совпавшей с взрывом на Пушкинской активизации исламистских боевиков в Средней Азии. На самом деле все намного масштабнее, нежели это следует из таких обсуждений. Некий антироссийский фронт выстраивается день ото дня. И этот фронт не может не действовать. Действия же единого фронта всегда идут в русле определенных синхронизаций.
Это связано, во-первых, с принципом взаимного подогрева (активизация в одной точке автоматически подогревает кураж в другой). Это связано, во-вторых, с принципом переключения внимания. Ну, кто начнет, например, серьезно обсуждать среднеазиатскую проблему, когда есть такая яркая, такая острая, такая страшная коллизия у себя под боком? А когда начнут всерьез обсуждать – поздно будет.
И дело даже не в том, что прямо вот сейчас займется пожар во всей Средней Азии. Прямо сейчас – надо перетащить наркотики через несколько транзитных пунктов и поднять для этого соответствующую "малую волну" экстремизма. Беспокоит не это, а то, как начинают кем-то варьироваться амплитуды и фазы этих "малых волн" экстремизма: Чечня, Узбекистан, заложники из "Красного креста" в Панкисском ущелье Грузии, Москва, Ингушетия, Киргизия. Это тревожно. Как тревожно и то, что весьма солидные западные консультационные группы начинают бить тревогу по поводу среднеазиатских коллизий. Эти – зря тревогу не бьют почти никогда.
В-третьих же, и это, пожалуй, главное, ислам – это очевидным образом не СЕМЕЙСТВО. И он не снимается на фоне Аллаха. Ислам – это восходящая сила XXI века, медленно (вопреки огромным противоречиям) консолидирующаяся миллиардная нагретая масса. Масса, так же проснувшаяся после столетий сна, вызванного шоком колонизации, как сейчас погружается в свой пагубный сникерсный сон это наше СЕМЕЙСТВО.
Аргумент пятый. СЕМЕЙСТВО всегда будет искать решение в рамках отвечающего его ментальности примитива. Примитив этот известен. Или договариваться по принципу Хасавюрта, или добивать гадов в логове. Прежде всего, неясно, почему или-или? Добивать, чтобы делать более податливыми. И договариваться, чтобы не даром была пролита кровь тех, кто реализовывал это самое "добивать". Клаузевиц говорил: "Война – это продолжение политики другими средствами". Война, которая не является продолжением политики, – это не война, а что-то другое. Бизнес-операция на крови. Спецоперация по заказу определенных нефтяных кругов для срыва глобально значимых трубопроводных проектов. Просто затянувшаяся "разборка". Наконец, разводка, повод для борьбы пресловутых партий войны и мира, которым важно не то, будет война или мир, а то, как поделится влияние на Путина и какие выгоды будут извлечены из этого дележа. Все это имеет место одновременно. Все это значимо. Но еще значимее, конечно, другое.
Договариваться? С кем? Добивать? Кого?
"Чечня" или "Система"
Это даже не в смысле того, имеет ли лицо терроризм. Понятно, что имеет – баскское, ирландское и всякое другое. Понятно и то, зачем Путин произнес фразу о том, что у терроризма нет лица. Оставим в стороне эти фигуры политического маневра. И примем упрощенную гипотезу, что добивать хотят некую "Чечню" (имея в виду, конечно, не народ и не страну, а некое логово террористов) и договариваться хотят опять-таки с "Чечней" (в смысле того же логова – вспомним высказывание о том, что договариваться надо со всеми, включая крайних радикалов).
Еще и еще раз подчеркивая кавычки, в которое взято слово "Чечня", чтя чувства чеченского народа, категорически отвергая его демонизацию, считая конструктивную чеченскую элиту неотъемлемой частью элиты нашей многонациональной страны, будучи убежденным в том, что разжигание межнациональной розни в России сейчас сугубо провокативно, – я продолжу тем не менее содержательные развертывания, которые потребовали введения этой самой Чечни в кавычках.
Хорошо, встанем на чужую (уже сказал, что неконструктивную) точку зрения. Решили "добить Чечню". Тогда позвольте напомнить в очередной раз мудрость как бы примитивного героя Высоцкого, решившего перед тем, как стать антисемитом, узнать, кто такие семиты. Может быть, все-таки последовать его примеру и спросить себя: Чечня в кавычках – это что? Это маленькое самопровозглашенное государство с крохотным народом? Или это нечто другое?
Если даже на минуту допустить (а это – постоянно – делают наши СМИ и политики, которые, видит Бог, не ведают, что творят), будто "Чечня" – именно данное самопровозглашенное государство, то что получится?
В этой ложной, я бы сказал даже бредовой, версии, получится, что чеченцы (как и Чечня, конечно, в кавычках) – это неслыханные герои, а российская армия – полное и окончательное барахло! Потому что все-таки это армия большой страны с колоссальной военной культурой, воюющая против горстки людей, лишенных оружия современности (настоящая авиация, тяжелая артиллерия и прочее). Кладем эту огромную величину на одну чашу весов, ничтожную по сравнению с ней "чеченскую" – на другую, и что имеем?
Иностранное телевидение снимает Гелаева и утверждает, что делает эти съемки уже после всех военных шоу с "уничтожением банды Гелаева". Примем, что это так. И что? У Гелаева и его боевиков прекрасная выправка, отличное вооружение и – тот внутренний настрой, который нельзя имитировать. Всем военным психологам это хорошо известно. Существует синдром поражения, и его нельзя скрыть. Известно, что у победителей даже раны быстрее заживают, чем у побежденных. Так вот, синдрома поражения у Гелаева и его боевиков нет. С духом все в порядке. А интервью, даваемое в пределах Чечни, происходит на фоне ярко-синей палатки.
Пусть они ее даже ненадолго натянули – все равно ясно, что это значит. Это значит: уничтожали банду Гелаева, приволокли "Буратино" и всякие прочие ужасы, показывали по телевизору такое, что слабонервные валидол принимали, сожгли всех овец, коз, кур, коров и кое-кого из людей, а также много домов. Но с боевиками все в порядке. Как говорится, тип-топ.
Это что? Мы совсем воевать не умеем? Они заговоренные – в том числе от вакуумных взрывов? Нет войны, а есть игра со многими переменными (уже ведь уходили из Первомайска босиком, уже ведь обсуждались спецказусы с неуязвимостью Шамиля Басаева)?!