Содержательное единство 2007-2011
Шрифт:
Но давайте переживем эту ситуацию честно. А не риторически. И может быть, тогда, посмотрев правде в глаза, соберем какую-то энергию для настоящих форм преодоления и выхода. Это почти безнадежное дело. Но все остальное просто безнадежно. А вдобавок, еще и унизительно.
31.01.2008 : Суть и муть
Коллизия метода
Говорят, что политическая полемика плохо сочетается с аналитикой. А еще говорят, что в спорах истина не рождается, а гибнет. Тут все зависит от качества спора. Если спор превращается в перебранку, то гибнет все. Ибо перебранка уничтожает суть и взращивает муть. Торпедированная перебранкой суть начинает тонуть в этой самой мути.
Увы, это не фантасмагория, не плод дурного сна, а опасная и реальная тенденция. Причем тенденция стремительно нарастающая. Таковым это видится лично мне. И я хотел бы передать другим это свое – поверьте, отнюдь не алармистское – видение российской реальности.
Но есть перебранка, а есть полемика. Если, опасаясь мути, порождаемой перебранкой, отменить полемику как таковую, то суть окажется тоже отмененной. Иначе, чем при перебранке, но со сходным смысловым результатом.
Диалогичность – неизмымаемое слагаемое любого гуманитарного научного изыскания. Можно, конечно, свести ее к нулю. Но тогда изыскание превратится в изложение. А это весьма прискорбная метаморфоза. Так обстоит дело даже в случае строгой гуманитарной науки. Стократ прискорбнее будет обстоять дело, если изъять диалогичность и полемичность из политологии. Ибо политология – не вполне наука. Делая столь сильное утверждение, я должен уточнить, что имею в виду.
Начну с того, что я не имею в виду. Я не имею в виду, что политология должна быть деинтеллектуализирована в связи с упрощенностью тех ситуаций, с которыми она сталкивается. Я, напротив, убежден, что политология сталкивается с невероятно сложными ситуациями. Что она катастрофически не соответствует этой сложности. И что ее интеллектуализм необходимо стремительно наращивать.
Но это другой, ненаучный, интеллектуализм. Если я скажу, что он не академический, то читатель с облегчением вздохнет и согласится. Но я не хочу так успокаивать читателя, потому что альтернативой академической научности является прикладная научность. И сказав, что политология – это интеллектуализм без академичности, я могу быть понят так, будто ратую за прикладной научный интеллектуализм. Что исказит суть коллизии. Потому что политологический интеллектуализм радикально отличается и от фундаментальной (академической) науки, и от науки, так сказать, прикладной.
То есть политологический интеллектуализм – вообще не вполне научный. Такое утверждение гораздо более эксцентрично, а значит менее респектабельно. Но я не гонюсь за респектабельностью ради респектабельности (как, впрочем, и за эксцентрикой ради эксцентрики).
Я всего лишь хочу предельно точно выразить существо этой самой "коллизии метода". Существо же это выходит за рамки политологии. Оно адресует к природе самой политики.
Ну, и какова же ее природа? Если предложить мне выбрать, к чему ближе политика – к искусству или к строгой науке типа физики, то я скажу, что к искусству. На самом деле реальная оценка места политики в видах и родах человеческой деятельности намного сложнее. И тут я возвращаюсь к вопросу о не вполне научном интеллектуализме, свойственном и политологии, и политике.
Ведь что такое наука? Особенно строгая естественная наука – та же физика, например. Это сфера деятельности, в которой субъект, именуемый исследователем, осуществляет некие процедуры, раскрывая содержание объекта. Объект не знает о том, что исследователь его исследует. Все парадоксы квантовой механики, проблематизировавшей это утверждение, мне представляются все же не более, чем игрой ума.
Эйнштейн, будучи светским человеком, сказал: "Бог не играет в кости". И этим выразил очень многое. Гораздо большее, чем принято думать. Он апеллировал к определенному богу (богу монотеизма, "богу единственному", указав, что
А значит игра (в кости или во что-либо еще) – это прерогатива низших иерархий. Отпавших от высшей воли и кривляющихся до поры, до времени. Пока эта высшая воля не скажет "цыц!" и не вмешается в полной мере.
Как бы там ни было, игра действительно предполагает наличие двух или нескольких субъектов, имеющих набор возможностей, эффективное задействование которого предполагает ненулевую вероятность выигрыша.
Играющие субъекты – это именно субъекты. Они способны формулировать и проверять гипотезы о планах противника. Соответственно, противник способен дезинформировать соперника по поводу своих планов. А соперник способен отделять с помощью каких-то интеллектуальных процедур дезинформацию от информации. Получив информацию, игроки пытаются загнать друг друга в капкан. В любом случае, они моделируют свои действия на основе неких серьезных предположений о предстоящих действиях противника.
Описанные мною процедуры (дезинформация, выявление дезинформации, создание препятствий для этого выявления, создание реальных коррекций стратегии и имитация ложных коррекций) придают деятельности существенно рефлексивный характер.
Именно рефлексивность превращает рассматриваемую мною деятельность из науки в игру.
Итак, игра – это в каком-то смысле еще более интеллектуальная деятельность, нежели научное исследование. Но это не научное исследование. Джордж Сорос об этом уже много пишет в связи с финансовыми рынками, подрывая своими писаниями основы либеральной экономики. Я не буду вдаваться в эту интересную для меня сферу разграничений видов интеллектуальной деятельности. Я только оговорю, что там, где есть политика, есть игра. А значит политология в существенной степени является аналитикой игры. Я не говорю, что она является только аналитикой игры. Поскольку есть объективные процессы, есть и научная компонента. Но это именно компонента. Иногда она почти доминирует. Иногда близка к нулю.
Но игра есть всегда. И всегда есть ее аналитика. А такая аналитика не просто предполагает полемику, а требует ее как основного средства раскрытия содержания. Я не буду обсуждать, почему это так. Но это так. Именно через полемику аналитика игры раскрывает содержание игры. Полемика необходима в аналитике игры. Перебранка – недопустима. Грань между одним и другим тонка, как лезвие бритвы. Ну, так и надо идти по лезвию бритвы.
Если два шахматиста сядут и начнут плевать друг в друга, то это не чемпионат по шахматам. Но если они играют – то они отвечают друг другу. Один делает ход. Другой – ответный ход. В политике ответ – это полемика.
Не я начал полемику. Но занимаясь политикой, я просто не могу от нее уклоняться. И, повторяю, я твердо знаю, что в полемике я могу выразить то интеллектуальное содержание, которое не могу выразить никаким другим способом. И потому я сознательно включаюсь в полемику. И потешаюсь над теми, кто хочет заниматься политикой и избегает полемических обострений. Странные это люди… "Имя им легион"…
Юрий Афанасьев, опубликовав статью "Сирены современной России" в "Новой газете" 25 января 2008 года, возжелал этой самой мути. Он ведь не предполагает чьей-то способности к выяснению отношений иначе, чем через перебранку.
Поддержу я его перебранку – мути будет еще больше. Промолчу – его муть восторжествует над моим молчанием. И можно сколько угодно при этом сохранять хорошую мину… Мол, вы же видите, какая это муть! Это не политический подход! Потому что муть – это нечто, а молчание – ничто. Являясь ничем, оно в политике немедленно превращается в "молчание ягнят". Вольно же было выдающемуся поэту восклицать, что "не волк он по крови своей". Сказав, что он не волк, он отрекомендовался ягненком. Со всеми вытекающими последствиями.