Содержательное единство 2007-2011
Шрифт:
Физические изъяны Ричарда проблематичны, но нарицательны. А физические изъяны Рузвельта все видели на фотографиях и в кино. И что?
Рузвельт был инвалидом. С точки зрения шоу он не мог иметь успеха. Американцы – это самый шоукратический народ мира. Но им было не до шоу. Они переживали самый тяжелый кризис в своей истории. И избрали инвалида, потому что видели в нем личность, через которую просвечивает определенное политическое содержание.
Рассмотрение политика как актера на роль героя-любовника – весьма проблематичная штука. Даже на уровне абсолютно бытовом. Ну, не срабатывает, и все. Михаил Михайлович Касьянов вроде бы годится
Шварценеггер имел подобные предпосылки. Но лидером государства пока не стал, хотя добился высокого политического признания. А Ден Сяопин не обладал подобными предпосылками, но стал, может быть, самым крупным политиком второй половины ХХ века. И, в любом случае, великим лидером великой нации.
Впрочем, я не хочу долго обсуждать это самое "нравится – не нравится". Я просто показываю, что извлечение из политики некоего бытового измерения описанного типа – не дает никаких результатов. Что даже обычные люди, в том числе падкие на антропологический магнетизм особы женского пола, делают человеческий выбор в политике иначе, чем в жизни. Да и в жизни его делают иногда очень по-разному.
Но я-то обращаюсь не к обычным людям с их обытовлением политики. У обычных людей оно все же допустимо, хотя, как мы видим, тоже устроено не по принципу абсолютного вычитания содержания. У каждого человека есть право на содержание. И именно это право я собираюсь отстаивать.
Но отстаивать его можно лишь при каком-то соучастии тех, у кого это право отнимается. В конце концов, обыватель ("каждый человек" – это в том числе и обыватель) может и не хотеть содержания. И что поделаешь! Но есть некая категория людей, которая, казалось бы, не может отказаться от содержания. И ее-то надо обсудить в первую очередь.
Исследователи без права на содержание?
Может ли исследователь (ученый, интеллектуал иного профиля) выкинуть в помойку свое право на содержание и сохранить профессию? Право на содержание, являясь неотъемлемым правом каждого человека, становится абсолютно приоритетным, системообразующим в случае, если человек выбрал себе профессию исследователя. Ученого, мыслителя, художника, священника… Профессию любого мыслителя – в том числе политолога или политика.
Но именно люди этой категории в последнее время пытаются редуцировать содержание политической личности до гиперобытовленного "нравится – не нравится". И через это дискредитируют профессию. А она у меня с такими людьми, увы, общая. Вот и приходится профессию защищать, проводя подобные обсуждения.
Проводить же их я могу, только предлагая реальную альтернативу гиперобытовленному "who is". Такая альтернатива есть. И я ее предъявляю. В принципе речь идет о "what is" как альтернативе "who is". А в нашем конкретном случае – о том, что у ученых и политиков отнимают право на конкретное содержание текущей российской действительности. Отняв у них это право (в науке говорится "осуществив отчуждение этого права"), опосредованно отнимают это право и у всего общества.
Для отчуждения используется прежде всего гиперобытовленная мантра "Who is Mr. Medvedev?". Она дополняется уже рассмотренной
"Who is" плюс "нравится – не нравится" равно "отчуждению содержания".
Нет права на содержание – нет права на осмысление. На понимание, переживание. А значит, и на волевое действие. То есть на преобразование действительности. Ради чего право и отнимается.
Значит, надо право восстановить. И для этого перейти в другую парадигму. Никто не хочет этого делать? Давайте сделаем мы.
А что такое другая парадигма? Это замена "who is" на "what is".
Я на клубе занимаюсь не только аналитикой. Но постольку, поскольку я занимаюсь ею (а не культурологией и не политической философией), я много лет своей жизни и деятельности посвятил подобному переходу. Так "what is Medvedev?".
Для того, чтобы ответить, нам нужны две вещи (рис.12).
Конечно, нужно предметное содержание. Выражаемое, например, в виде некоторых понятий – как элементов строго научного описания. Возможно также применение других элементов – в зависимости от типа искомого знания. Если речь идет о строгой науке, то нужны именно понятия. Если же речь идет об искусстве, то нужны образы. А если речь идет о религии, то нужны символы. А если мы находимся в какой-то промежуточной зоне, то нужны феномены (к вопросу, например, о феноменологии Гуссерля).
Неважно, что именно нужно… То есть это важно, но вариативно. В любом случае, нужны элементы какой-то системы раскрытия какого-то содержания. Причем система должна быть адекватна содержанию.
Но одних этих элементов мало. Нужна еще характеристика той среды, в которую конкретное содержание как бы погружено. Обычно такую среду называют "контекстом". Этот филологический термин давно вышел за свои узкие научные рамки и стал использоваться именно как характеристика среды, объемлющей некий предмет. Я часто называю то же самое "ситуацией".
Но не в словах главное. Главное в том, что надо раскрывать феномен Медведева. И идти в этом раскрытии от обычных легкомысленных формул к чему-то более существенному.
В чем легкомысленная формула? В том, что "Медведев – это избранник Путина". Эта формула устраивает всех. Она устраивает пиарщиков, которые хотят раскручивать Медведева через состыковку оного с Путиным. Она устраивает врагов Медведева, потому что превращает его в марионетку, в вещь, в инструмент. А дальше – как называть. А если еще добавить "нравится – не нравится"… Кому может нравиться марионетка?
Всех эта формула устраивает, а меня – нет. Для того, чтобы идти от общепризнанного дальше, я готов согласиться с тем, что Медведев – это избранник. Но только не Путина, а политического класса. И Путин был избранником политического класса, а не "Семьи". И Ельцин был избранником политического класса. И это все тот же класс (рис. 13).
Давайте я приведу доказательства.
С помощью Владимира Путина партия "Единая Россия" стала абсолютным электоральным лидером. Совершенно неважно технологическое содержание этой победы. То есть оно важно, но не в смысле той типологии, которую мы задаем.