Содержательное единство 2007-2011
Шрифт:
Эгоизм – это любовь к своему "эго", то есть "я". Эгоизм всегда плох. И, тем не менее, все зависит от "эго". То есть, от того, каково это любимое "я", и каково это качество любви к своему "я". Чернышевский, например, говорил о "разумном эгоизме".
Любая политическая коллизия разыгрывается в треугольнике "народ – класс – лидер" (рис.15).
Класс выдвигает своего избранника. Но без поддержки народа избранник не станет лидером.
Медведев,
В чем этот компромисс?
Народ отказывается от революции.
Класс – от неразумной алчности. От безоглядной готовности принести национальные интересы в жертву близорукому классовому эгоизму. Если уж совсем грубо, то "золотому тельцу".
Народ будет любить лидера тем больше, чем дальше сдвинется лидер в сторону интересов народа (рис.16).
А класс тем больше будет любить лидера, чем больше он сдвинется в сторону интересов класса (рис. 17).
Лидер, лишенный общенародной поддержки, – беспомощен. Но и у класса есть своя возможность вмешаться в отношения между лидером и народом.
Рузвельт спас Америку от революции – почему? Потому что американский народ пошел за Рузвельтом, и это главное. Но и класс выдвинул Рузвельта, поддержал его, пойдя на требуемые уступки. Он вытерпел смещение Рузвельта в сторону народа, потому что слишком боялся революции.
А тех игр, которые начал Кеннеди, задев интересы класса вне наличия столь уж критической ситуации, – класс уже не выдержал.
Часть 3. По ту сторону легкомыслия
От арифметики к алгебре
Все, о чем я говорил до сих пор, это своего рода арифметика политического процесса. Сталин на XV партийной конференции упрекал своих противников в том, что они, учтя политическую арифметику, забыли об алгебре. Суть нынешнего легкомыслия в том, что оно хочет навязать окружающим забвение даже политической арифметики. И потому нужно эту арифметику постоянно напоминать.
Впрочем, сама возможность забвения арифметики уже является сферой алгебры, а может быть, даже политической топологии. Потому что такое забвение можно навязать лишь в определенной исторической ситуации. А именно – в условиях агрессивной постмодернизации общества. Притом, что постмодернизация предполагает отказ от мышления вообще.
Налицо симптомы чудовищного и далеко не случайного обытовления сознания. Только такое обытовление способно привести к глубокому нежеланию самых разных социальных групп и субъектов знать таблицу умножения и учитывать то, что дважды два – это все-таки четыре, а не пять с четвертью. Только в условиях глубокой социальной патологии можно так изъять волю к понимаю чего бы то ни было. И подменить это понимание яростным толчением воды симпатий и антипатий в ступе различных никчемных шоу.
Но нельзя все время обсуждать лишь
Нужно найти преемственный к этим наработкам, но более сложный вопрос. И в общем-то ясно, каков подобный вопрос.
Соотношение развития и революции
Медведев предлагает развитие без революции.
Все "за". Кто "против"? Революции действительно далеко не сахар.
Вопрос в другом. Почему при таком общечеловеческом опыте, при такой простоте в понимании издержечности революционного процесса, революции все-таки происходят? Потому что "негодяи стараются"? Антисистемы воду мутят?
Революции происходят потому, что правящий политический класс приносит общенациональное развитие и даже простейшие общенациональные интересы в жертву своим недальновидным корыстным рефлексам.
С того момента, как правящий класс осуществляет нечто подобное, он становится препятствием на пути исторического бытия. Это то самое, о чем говорил Маяковский:
"Капитализм у истории на пути
Лег, как в свою кровать,
Его не объехать, не обойти,
Единственный выход – взорвать!"
Маяковский же не говорил, что это хороший выход. Он говорил "единственный". А почему вдруг возникает этот выход? Грубо говоря, почему так надо двигаться? Может, не надо ни объезжать, ни обходить? Встать на месте, устроить пикник. В сущности, сейчас в этом и состоит общенародное ожидание.
Для того, чтобы ответить на этот вопрос, нужно рассмотреть еще одно слагаемое в рамках вышеописанной коллизии "народ – класс – лидер" (рис. 18).
Вот это уже не арифметика, а алгебра политического процесса.
Все могут хотеть не развиваться. И класс, и народ. Абсолютная стагнация. Но где-то рядом идет развитие. И когда оно приводит к катастрофическому разрыву между некими совокупными показателями состояния двух стран, одна страна уничтожает другую. Уничтожает, порабощает.
Одно дело – хочется ли развиваться.
Другое дело – можно ли не развиваться.
Геополитическая конкуренция – лишь одна из причин, в силу которой развитие необходимо. Есть и другие причины. Можно долго их обсуждать. Но в двух словах, речь идет о загнивании. Как только развитие останавливается, загнивать начинает все. Рыба тухнет с головы, но, начав тухнуть, она тухнет вся. Над классом, народом и лидером есть историческая необходимость.
Можно ли ответить на ее вызовы без революции – это один вопрос. Скажем так, стратегический.
Но есть и другой, тактический. Можно ли вообще не ответить на вызовы этой самой исторической необходимости?
Если не ответить, то крах неминуем. Сталин это выразил в формуле:
"Мы отстали от передовых стран на 50-100 лет. Мы должны пробежать это расстояние в десять лет. Либо мы сделаем это, либо нас сомнут" (Из выступления на первой Всесоюзной конференции работников социалистической промышленности 4 февраля 1931 года).