София решает жить
Шрифт:
Я ничего не ответила, но посмотрела на него спокойно, без прежнего презрения, вытерла рукавом пот со лба и взглянула на небо сквозь не до конца еще готовую крышу, чтобы примерно определить, сколько еще времени до заката. Воздух трещал от стрекота кузнечиков, как будто нарочно лишая возможности услышать приближающую опасность.
Я все еще была обижена на Марка за то, что он спас меня. «Я не просила делать этого» – сказала я после того, как он, больно впившись своей рукой в мой локоть, вытащил меня из помещения, кишащего мертвецами. Тогда я еще не догадывалась, что они не сожрали меня только потому, что я уже пахла кровью и находилась в оцепенении. Он вывел меня из здания,
Ну а после этого были скитания, отработка точных и сильных ударов, адаптация, объединения в небольшие группы с другими выжившими, но все было как в тумане, потому что не было главного – жизни. Вместе с ней ушел страх и даже голод. Хотя голод покинул меня совсем некстати, в магазинах все еще было достаточно свежих продуктов. Сейчас такая роскошь нам не доступна. Но недостатка в макаронах, консервах и крупах мы пока не испытываем. Только по уровню мародерства в какой-то момент мы смогли сообразить, что выживших на самом деле больше, чем могло показаться. Мертвецам ни к чему были печенье, шоколад, бутилированная вода, чипсы – а все это (легкий ненапряжный перекус) пропало с полок супермаркетов в первую очередь.
Живя в коммуне, я пришла к страшному пониманию: нам всем нужен был хороший апокалипсис. Он выявил пороки, отделил важное от второстепенного, сделал почти каждого выжившего выносливее и мудрее.
Я никогда не чувствовала своё тело таким подвижным и всемогущим. И мышцы, и мысли работали по-другому, как никогда раньше. Появилась почти животная гибкость и ловкость. У меня и у тех других, кто дошел до этого этапа. Как в компьютерной игре, в которой с каждым уровнем герой становится все ловчее и изобретательнее. А к самому концу он практически неуязвим.
Я никогда не видела столько своей крови. Раньше только во время месячных. А сейчас каждый день мелкие бытовые травмы. И в этой крови свежей, красной, горячей и было подтверждение жизни. Кровь – это жизнь. Разлагающаяся гниющая плоть, черви, зловоние – смерть.
Почти не остается времени на уныние и сожаление. Вся энергия направлена на выживание: обеспечить тёплое безопасное жилище, быть сытым. Брезгливость атрофировалась и стало легче, слишком много энергии уходило на нее.
Цивилизация и чувство защищённости подарили человеку слишком много непрошеного свободного времени. Именно на него нанизывалось большинство человеческих пороков. А сейчас мы почти чисты – и в помыслах, и в делах, потомственные интеллектуалы, растерянные, откатившиеся на несколько веков назад, но решившие выживать. Будучи поколением эпохи высокотехнологичных изобретений, мы оказались в эпохе использования керосиновых ламп. И так во всем. По отдельности мы были слишком никчемными, чтобы запросто возродить даже самые элементарные блага. Как строители библейской вавилонской башни, мы потеряли связь друг с другом, строительство «лестницы к Богу» пришлось остановить, а то и вовсе начать сначала.
***
Поначалу мы долго отсиживались в квартире многоэтажного дома. Помню, сначала пришли в мою, но остаться там не смогли. Меня накрыло. Марк нашёл другую. В ней была кровь и плохо пахло. Но он старательно отмыл зловонные пятна
Интересно, кто здесь жил – ловила я собственные мысли, беспорядочно перебирающие своими мелкими паучьими лапками в моей голове. И тут же находила ответ. В улыбающихся лицах взрослых и детей, взирающих на чужаков в своей квартире с семейных фотографий.
– Надолго мы ещё тут? – то ли спрашивала, то ли проговаривала про себя. Все же этот вопрос мало интересовал меня на самом деле. Да и не помню, чтобы слышала ответ от Марка.
Чего мы ждали? Скорее всего, что кто-то придёт на помощь и расчистит территорию. Сделает грязную работу. Это всегда кто-то делает. Катастрофы, пожары, аварии. Всегда приходит кто-то (скорая, МЧС, другие экстренные службы), но на этот раз не было никого. Опять же не знаю, сколько времени прошло, но счёт пошёл, как минимум, на недели, а так никто и не пришёл.
Однажды Марк сказал: «Скоро зима. Я нашёл нам дом с камином».
Я посмотрела на него как на сумасшедшего. Уйти отсюда? Дом – это далеко. Я все ещё равнодушна к своей судьбе, но снова сталкиваться с тварями – это неизбежно, если куда-то идти. Безумие. Лучше умереть, чем снова увидеть ходячие разлагающиеся тела, вдохнуть их трупный запах. Хотя Марк частенько пах ими после коротких вылазок за едой и другой провизией.
Каждый раз, когда он уходил, я думала о том, что будет, если он не вернётся. Что со мной будет? Закончится еда, вода. И что? Мне придётся отсюда выйти? Нет. Долгими часами, пока его не было, я прикидывала, каким способом лишить себя жизни. Вернее, способности дышать, думать, что-то чувствовать. Потому что жизни во мне не было уже давно.
Однажды я решила уснуть и не просыпаться. Нашла баночку с просроченным успокоительным, припрятала полбутылки виски, про которую Марк вроде как забыл, потому что уже не раз приносил новые, и принялась ждать, когда он в очередной раз уйдет.
Предварительно я не спала около полутора суток, чтобы максимально быстро отключиться после приема горючей смеси таблеток и спиртного. Несмотря на жажду смерти все равно не хотелось сталкиваться с ней лицом к лицу. Просто уснуть. Умереть трусливо, бесславно и незаметно для себя.
Мне почти удалось, потому что отключилась я мгновенно. Но вот огромная волосатая мужская рука, которую я обнаружила у себя во рту, засунутую почти по локоть, оказалась ничем не лучше момента настоящего умирания. Казалось, Марк сейчас выпотрошит меня через горло.
Обошлось. Так он тогда сказал и не разговаривал со мной несколько дней, только кидал обиженные взгляды. А я испытывала досаду по поводу того, что недостаточно хорошо спрятала «следы преступления» перед уходом в вечность. Тогда Марку понадобилось бы больше времени, чтобы понять, что со мной, и я, возможно, успела бы умереть.
– Разжигать костер в квартире не безопасно. Нам нужен нормальный камин, – сказал Марк вперившись взглядом в пол.
Я как будто впервые за долгое время открыла глаза. Увидела самодельную костровую посреди гостиной. Выжженный паркет, остатки полусгоревших книг. Какие-то из них я читала за долгие месяцы заточения. Или прошли годы? Непонятно. О чем читала тоже не помню.
Пока Марк собирал все необходимое в рюкзак, я сидела с безучастным видом.
Потом долго упиралась. Марк пытался вывести меня силой, но сам быстро понял, что так мы далеко не уйдём. Махнул рукой, развернулся и хлопнул дверью. Какое-то время я перебирала в памяти отметенные ранее варианты идей покончить с собой. Но мои размышления прервал вернувшийся Марк. Он пришёл не один.