София решает жить
Шрифт:
Я представила себя в длительном сражении с мертвецами.
– Топор должен быть острый. Тупое лезвие может соскальзывать с цели, отпрыгивать и увеличивать риск покалечиться. Как наточить топор, я покажу тебе позже.
Я искренне недоумевала, откуда у Марка столько воли к жизни. Зачем? Ну соскользнет, и что? Просто скорее все это закончится. К чему продолжать это страшное, бессмысленное и одинокое существование.
Марк, как будто прочитав мои мысли, отвлекся от процесса обучения, взял меня за плечи, заглянул в глаза и проговорил:
– Я понимаю, какой бессмысленной тебе кажется эта затея. Но мы не знаем, для чего мы остались, сколько нас и какие у
Я такого представить не могла. Мы не в кино, где сюжет должен как-то развиваться и к чему-то вести. Мы в статичном сером вымершем мире. Чтобы снова не завыть от удушающего осознания действительности, я схватилась за топор.
– Если ты нанесёшь удар по черепу, немного отклонив полотно лезвия от вертикали, будет меньше шансов, что лезвие застрянет в черепе, правда, скорее всего, полетит больше осколков.
Тут остатки моей психики не выдержали. Я разрыдалась. Неужели мне действительно придётся делать это? Разрубать чужой череп, чтобы выжить. Череп, который сначала формировался в утробе матери, потом складывался причудливым образом, чтобы выйти наружу через ее расползающийся таз, череп, на котором потом зарастал родничок, который мама проверяла нежными заботливыми пальцами. Человек, обладатель черепа, который я раскрою вдребезги, рос, учился говорить, ходить, ходил в школу, переживал из-за оценок, ссадин и мелких неудач. Как это несправедливо. Я не смогу. Почему я не могу просто умереть?
Дождавшись, пока я перестану всхлипывать, Марк, который все это время понимающе кивал, наконец снова заговорил:
– Ну и последнее, самое важное правило. Никогда не стой позади человека с топором.
Это прозвучало так легко и озорно, что уголки моих губ дрогнули. Я тут же устыдилась этого нелепого рефлекторного движения. Как неуместно и неловко. Марк заметил, но виду не подал. Хотя сам улыбался. Он часто улыбался, и я думала, не сумасшедший ли он?
Настал день переезда. А точнее, перехода. Марк, сказал, что пойдем пешком. Иначе никак. Дороги заставлены автомобилями. К тому времени я убила тринадцать ходячих. Марк решил, что этого достаточно для начала. Сначала я считала, по-моему, сбилась после сотни. Но это было позже. С самыми первыми я расправилась на лестничных площадках других этажей, строго-настрого запретив Марку снова приводить их на порог. От запаха было не отделаться. Он вообще уже просачивался сквозь окна и стены из соседних квартир. Стены оказывались буквально дырявыми, трупный яд стекал по стоякам, протекал через розетки. Да, нам нужно было более уединенное жилище.
В рамках последней тренировки Марк повел меня по квартирам. Предварительно притащил противогазы. Без них мы не смогли бы сунуться ни в одну из них.
– Я не вижу ни фига, – пожаловалась я, морщась от того, как тугая резина стягивает голову.
– Иначе просто в обморок упадешь с непривычки.
Он сбивал замок массивным топором. На шум сразу вышагивали засидевшиеся соседи, не с первого раза вписывающиеся в дверные проемы. Я не заходила в квартиры, чтобы не оказаться в западне в незнакомой обстановке. Дожидалась, когда мертвецы покинут свои жилища. На нейтральной территории наносила удар. Марк страховал меня.
Несмотря на те неприглядные картины, которые я видела каждый день, и к которым потихоньку привыкала, я начала есть. На вылазках тратилась энергия. Раньше я почти не двигалась и ела очень мало.
Насмотрелись мы всякого. Некоторые квартиры были пусты. Если на шум никто не выходил,
Бывало, нас никто не встречал, но в запертой комнате кто-то томился. Оставшегося функционирующего участка мозга не хватало на то, чтобы повернуть дверную ручку.
– В одиночку они не способны вышибить дверь, а вот стадом – вполне.
Стадом, поморщилась я.
Марк открывал дверь, я вставала в стойку метрах в двух, готовая держать удар. Один раз из комнаты выскочил очень маленький ходячий, ростом примерно метр десять. Я так растерялась, что не успела среагировать. Не знаю, что меня больше обескуражило, его скорость, или то, что это бывший ребенок. Марк быстро сориентировался, подстраховал. А я рыдала весь вечер, обнулив все свои прошлые достижения.
Но на следующий день шла снова, чтобы увидеть что-то не менее страшное. Все двери в квартире открыты. Слышно характерное хрипение, но навстречу нам никто не выходит. Оказалось – повешенный.
В другой квартире бедолаги оказались умнее. Было тихо. Марк снял было противогаз, но тут же сморщился весь и натянул его снова. Хозяева прострелили себе головы, лежа в кровати.
Долгими сумрачными вечерами я размышляла об этих людях, о том, как они переживали последние минуты, о детях, запертых дома «до прихода родителей» и умирающих в одиночестве. Марк подходил, сжимал мою руку в своей и говорил:
– Хватит.
Я прекрасно понимала весь подтекст этого слова, как и то, что ему до смерти надоело мое нытье.
В то время, как слезы вытекали из глаз, важное страшное умение наполняло меня. Навык выживания в новом мире.
Марк предупредил, что мы будем встречать живых. Они могут оказаться не менее опасны, чем мертвецы, поскольку многие из них безумны. Не с каждым стоит вступать в диалог и, тем более, объединяться.
Я заглядываю в глаза каждому новому встречному. Они редки, поэтому мне особенно интересно, насколько их рассудок подернут безумием, ведь остаться нормальным познав все «прелести» нового мира невозможно. В их глазах я пытаюсь рассмотреть собственное отражение, понять, насколько безумна я сама. Или выживанием мы, наоборот, обязаны крепкой психике? Никогда бы не подумала, что смогу дать фору многим по этой части, хотя неврастеничкой я никогда не была. Но шарахалась от пролетающей мимо бабочки, черт возьми. Если мой рассудок сохранил ясность, чему я обязана?
Кто-то вышагивает нам навстречу. Не мертвец, но и недостаточно ровная походка для живого. Оказалось, бродяга с бутылкой водки. Это разочарование.
Почему они живут, а другие нет. Более достойные, красивые, целеустремленные, молодые, здоровые. Эпидемия забрала их. А бродячим забулдыгам с посиневшими, опухшими лицами и циррозом в последней стадии все нипочем. Я часто задавалась этим вопросом раньше. Почему этот бродяга или наркоман живет, а моих знакомых и близких забирает то рак, то разорвавшаяся (на ровном, казалось бы, месте) аневризма, то нелепый несчастный случай. Сейчас ответ на этот вопрос вырисовывался с навязчивой ясностью: люди, оказавшиеся на дне, не вакцинировались. Назревал другой вопрос – как им удается избежать атак ходячих? Ответ напрашивался один – это всего лишь вопрос времени. Пройдет не так много недель или месяцев, когда останутся самые стойкие и выносливые. Хотя справедливо ли сомневаться в выносливости бездомного? Ему не привыкать – есть что попало, спать где попало, не мыться и не заботиться о внешнем облике.