София решает жить
Шрифт:
Со стороны казалось, что трасса усеяна заброшенными автомобилями, но на самом деле в каждом из них трепыхалась жизнь, а точнее, остатки доживающей плоти. Они реагировали на движение и, замечая нас, припадали к стеклам, заляпывая их слизью разлагающихся тел.
Я поборола привычку присматриваться к мертвецам и пытаться опознать в ходячих останках человека, личность.
Кто ты? Кем был? – возможно, эти вопросы неуместны и даже абсурдны, если возникают перед тем, как раскроить мертвецу череп. Но я не могла от них отделаться.
Некогда ухоженные, выкрашенные в благородный пепельный
Иногда мы приближались к дороге. Марк легко справлялся с ходячими, встречающимися у кромки леса. Иногда уступал мне возможность потренироваться. Я нехотя лупила топором по разлагающимся головам, тут же отскакивая и какое-то время приходя в себя.
– Нужно быстрее восстанавливаться, – качал головой Марк.
Однажды, когда мы приближались к очередному населенному пункту, от дороги отделились двое. Я сразу поняла – живые. Худые, перепачканные оборванцы. Мы, после нескольких месяцев проживания в коттедже, где было все необходимое, пока что не были такими. Или мне так казалось. Это я сообразила чуть позже.
Мы замерли и с минуту приглядывались друг к другу издалека. Марк закрывал меня спиной, из-за чего я очень злилась. Вообще-то я пошла с ним, чтобы подстраховать его, чтобы он мог реализовать свои благие намерения, спасти кого-то еще кроме меня. Кого-то, кому это нужнее. Может, даже этих двоих.
Но они помощи не просили, а Марк отнесся к ним с явной настороженностью. Двое о чем-то переговаривались, до наших ушей донеслось: еда-еда, голодные…
Не сговариваясь, мы молча направлялись друг к другу навстречу. Марк знаком давал понять, чтобы я держалась чуть позади него. Меня раздражала такая дискриминация. Я пытливо выглядывала из-за его плеча. Живые люди – очень интересно.
Когда мы поравнялись, один из оборванцев спросил:
– Еда есть?
Мы напряглись. У нас обоих были рюкзаки. И если даже мы соврем, нас наверняка захотят обыскать. Если решим поделиться добровольно – заберут все.
Марк сильнее каждого из них по отдельности. Но вместе они могут и одолеть его. Себя я не учитывала.
Все эти мысли пронеслись в наших с Марком головах, но так или иначе – решать ему. Он главный.
– Нет, у нас ничего нет, – сказал Марк, взяв меня под локоть, подтолкнул вперед и начал демонстративно обходить наших встречных.
Те ничего не предприняли. Остались стоять на месте, только обернулись и смотрели нам вслед. Я не удержалась – оглянулась. Один из них закопошился в своем худом мешке. Я подумала, что нам, возможно стоит ускориться, но ничего предпринять не успела.
Спустя три секунды что-то полетело в нас и упало под ноги. Мы интуитивно пригнулись.
Замерли и оглянулись.
– Ближайшие пять километров ничего не найдете, – крикнул один из оборванцев. – Разве что в Наре могло что-то остаться.
Под нашими ногами
Следующие несколько километров мы шли в каком-то благостном состоянии от встречи с людьми, которые решили нас накормить, но в то же время терзаемые чувством вины за собственное недоверие.
– Да, неловко вышло, – признал Марк. – Но бдительность на первом месте.
***
Мы увидели его первыми, идущего впереди нас по кромке шоссе. Он не заметил нас, укрывшихся в наскоро расчищенном автомобиле, чтобы перекусить. Моросил мелкий дождь, а дожидаться его конца не было сил. Да и трава просохнет не сразу, чтобы расположиться прямо на ней.
Живот крутило от сухой холодной пищи. Я смотреть не могла на печенье, хлебцы, устала грызть и рассасывать сухую лапшу. Когда-то в детстве это было моим любимым лакомством перед телевизором. Мама ругалась, а старший брат тайком подсовывал мне эту вкуснятину. Но я понимала, что скоро не будет и этого, поэтому с благодарностью принимала от Марка остатки провизии.
Мы не решились заговорить с двумя встречными пару дней назад. Даже после того, как те поделились с нами едой. И было заметно, что Марк испытывает досаду по этому поводу. Я чувствовала его пытливый интерес к происходящему: сколько выживших осталось, кто и куда идет, что предпринимает? Наверное, именно поэтому он так оживился, и не захотел упустить возможность поговорить с новым встречным.
Уверенная быстрая походка, пыль из-под ботинок, коренаст, ноги немного колесом, подкаченный торс, черная боксерская майка, черные волосы, зачесанные назад. Вид уверенного человека, который прекрасно ориентируется в этом мире, по крайней мере, не испытывает дискомфорта. Но при этом движения резки, как будто раздражен чем-то. Или просто сосредоточен. Настолько, что не заметит нас, пока мы не обгоним его и не заставим обратить на себя внимание.
– Видишь, что у него? – шикнул Марк.
Я пригляделась. Из кармана торчала карта. Я удивилась, что в ней такого примечательного. Мы ведь и сами идем по карте, которую Марк сам же и раздобыл.
– Пойдем, – Марк быстро сгреб остатки недоеденного в рюкзак.
Ну ладно. Я надвинула на лоб черную бейсболку и поспешила за ним.
– Эй, парень!
Тот нехотя замедлился и обернулся слишком лениво, для человека, который мог бы истосковаться по человеческому общению.
– Будь здоров! Я Марк. Это Соня.
У него были черные короткие усы и аккуратно постриженная бородка а-ля Титомир. Глаза скрывали непроницаемые солнечные очки а-ля Нео из Матрицы.
– Привет, ребят. Как вы тут? – он упер руки в бока и оглядел местность поверх наших голов, показывая тем самым, что готов задержаться на минутку и переброситься парой слов. – Гела, – он протянул руку Марку, а затем и мне.
Гела не взлюбил зубных врачей еще задолго до того, как их услуги стали недоступны для простых смертных. Забавно, ведь именно такими мы и были – простыми смертными – в отличие от тех, кто шатается по земле разлагаясь, прежде чем сгинуть окончательно. В общем, испещренные чернотой зубы показывались сквозь нагловатую ухмылку.