Софья Васильевна Ковалевская
Шрифт:
114
Глава V
Годы научной деятельности
Приезд в Стокгольм
Восемнадцатого ноября 1883 г. маленькая робкая женщина приехала из Петербурга в Стокгольм. Погода была пасмурная, и красивый город Стокгольм с его кубическим дворцом короля и большим озером Мелар (или Мелареи) с живописными берегами предстал перед Софьей Васильевной не в самом лучшем виде.
Г. Миттаг-Леффлер встретил Ковалевскую с радостью. Он отвез ее в свою квартиру, где его жена, хорошенькая белокурая Сигне, приветствовала ее и предложила пожить первое время в их квартире. На следующее утро пришла сестра Миттаг-Леффлера
Несколько шведских женщин стали энергично помогать Ковалевской в ее житейских делах. В выборе квартир и обстановки в разное время ей помогали Тереза Гюльден, жена астронома Гуго Гюльдена, Юлия Чельберг, Амелия Викстрём и другие женщины. Ноябрь и весь декабрь Софья Васильевна прожила у Миттаг-Леффлеров. Пятого января 1884 г. она ходила смотреть квартиры с фрекен Викстрём.
Скоро Ковалевская приобрела в Швеции друзей. Из щенщин большим ее другом стала писательница Эллен Кей, оставившая прекрасные воспоминания о ней. В шведском обществе Софью Васильевну скоро стали называть Соней Ковалевской или просто Соней.
В письме, к М. Янковской, 26 декабря 1883 г., Ковалевская пишет, что в Швеции соперничают между собой два университета: Стокгольмский, недавно открытый (шведы называли его Высшей школой), к которому стремится вся молодежь и все свободомыслящие люди, и старый университет в Упсале — городке в двух часах езды от Стокгольма,— существующий несколько веков и являющийся «консервативным центром ортодоксальной науки и старых традиций >> [64, с. 274].
Существовал еще один старый университет — в Лунде. Общественное мнение в Стокгольме того времени не могло мириться с закоснелыми традициями и среднедековыми
115
порядками старых университетов. Кроме того, Стокгольм плохо мирился4 с тем, что не имеет своего университета. Поэтому возникшая в конце семидесятых годов идея создания в Стокгольме высшего учебного заведения была поддержана и липами, имевшими значительные материальные средства. Половина денег для создания университета была собрана подпиской среди богатых жителей столицы Швеции, другую половину принял на себя магистрат города. Основатели университета проявили широту взглядов, и правительство Швеции предоставило ему самоуправление. С самого начала читалось много частных специальных курсов, привлекавших слушателей из студентов и преподавателей не только Стокгольма, но также Упсалы и Лунда [64, с. 145].
У Ковалевской сразу «нашлось много друзей, но и много врагов: последние сосредоточены в Упсальском университете». «Когда в Стокгольме было официально объявлено о моих лекциях,— пишет Ковалевская,— упсальские студенты-математики немедленно вывесили это объявление в своем ферейне, а это вызвало целый взрыв нет одования среди упсальских профессоров. Одно заседание, продолжавшееся весь вечер, было посвящено очернению меня; опи отрицали у меня всякие научные заслуги, намекали на самые чудовищные и вместе с тем смешные причины моего приезда в Стокгольм и т. п.» [64, с. 274].
Приезд Ковалевской вызвал большой интерес в шведском обществе, и газеты много писали по поводу этого события. В одной демократической газете говорилось: «Сегодня нам предстоит сообщить не, о приезде какого-нибудь пошлого принца крови или тому подобного, но ничего не значащего лица. Нет, принцесса науки, г-жа Ковалевская почтила наш город своим посещением и будет первым приват-доцентом женщиной во всей Швеции» [64, с. 276].
После того как Г. Миттаг-Леффлер и С. В. Ковалевская договорились, что она будет читать лекции по теории дифференциальных уравнений с частными производными, в которую Софья Ковалевская внесла значительный вклад своей диссертационной работой, она стала тщательно готовиться к курсу и написала Александру Онуфриевичу (в октябре 1883 г. ): «Мне Кажется, что будет большой шик, если женщина, начиная читать лекции... будет говорить о собственных исследованиях по этому вопросу» [64, с. 271], С А, О. Ковалевским Софья Васильевна до
116
конца жизни поддерживала хорошие отношения, видя в нем друга, своего и дочери.
На протяжении января 1884 г. Софья Васильевна получала письма от математиков: Вейерштрасса, Кронекера, Эрмита и физика Липмана. Все поздравляют Софью Васильевну с Новым годом и с днем рождения.
Отдельно от Липмана пишет его мать. Сам Габриель Липман приветствует привлечение Ковалевской Стокгольмским университетом, но добавляет: «Франция в этом отношении не столь передовая: мысль о том, чтобы предложить кафедру женщине, всех нас поразила бы» [75, с. 115].
Эрмит в своем письме предлагает Ковалевской дать заметку для парижских «Докладов» о преломлении света в кристаллах.
Софья Васильевна отправила письма Вейерштрассу и Фольмару (знакомому по Парижу социал-демократу) в Берлин, а также Юлии Лермонтовой и своим тетушкам — в Петербург. У Вейерштрасса она просит согласия па опубликование статьи в Comptes rendus и 19 января получает благоприятный ответ учителя [125, с. 248].
Записи С. В. Ковалевской в дневниках за январь —апрель 1884 г. [64, с. 171] дают представление о том, как она осваивалась со своим новым положением.
Конец 1883 и начало 1884 г.— т. е. рождественские каникулы в Стокгольме — в основном были посвящены знакомству с членами шведского общества, в котором предстояло жить Софье Васильевне. Она провела вечер 3 января у Амелии Викстрём, секретаря литературного общества Идун, в которое потом была вовлечена и Ковалевская. У Амелии в гостях были Бендиксоны, один из которых, Ивар, стал вскоре слушателем Ковалевской. С Амелией Викстрём она каталась на санках* иногда проводила у нее целый день. Делала визиты: Гюльденам, ректору Высшей школы Линдхагену; каталась на санках с Леффлерами, Гюльденами и Линд-ов-Хагебю. Обедала у Леффлеров, родителей Миттаг-Леффлера, где их дочь Анна-Шарлотта читала свою драму, по мнению Ковалевской очень эффектную [64, с. 178].
Новые, шведские знакомые оказывали Софье Васильевне сердечное дружеское внимание. Несмотря на это, в глубине души она никак не могла отрешиться от чувства одиночества. Можно представить себе, как должна была чувствовать себя русская женщина, оказавшаяся в стра¬
117
не, где единственный ее знакомый, Гёста Миттаг-Леф- флер, виделся с нею всего два раза в жизни. Разговари* вать она должна была на немецком языке, которым владела не вполне свободно, во всяком случае, менее свободно, чем французским. (Вейерштрасс как-то немного задел ее замечанием, что Миттаг-Леффлер говорит по-немецки лучше, чем она). Лекции она должна была читать, не имея опыта в этом, если не считать нескольких докладов в Берлине в 1883 г. по теории абелевых функций перед группой молодых математиков. Теперь их предстояло читать перед незнакомой аудиторией и на немецком языке.