Софья Васильевна Ковалевская
Шрифт:
Об одной из первых лекций имеется свидетельство астронома В. В. Витковского [163, с. 122], посетившего ее вместе со своим товарищем А. М. Ждановым, учеником Гюльдёна. Софья Васильевна была в черном бархатном платье, без украшений. Она вооружилась мелом и начала лекцию перед 15 слушателями — «очень просто и задушевно—о принципе Дирихле» [163, с. 124]. Но чувствовала она себя, по-видимому, скованно, так как не оборачивалась от доски и ушла сразу после окончания лекции.
По тем же дневниковым записям видно, как обострилось у Софьи Васильевны чувство
Прочитала сегодня первую лекцию. Не знаю, хорошо ли, дурно ли, но знаю, что очень было грустно возвращаться домой и чувствовать себя такою одинокою на белом свете. В такие минуты это так особенно чувствуется. Encore une etape de la vie derriere ruoi4.
1 февраля. Целый день готовилась к лекции.
2 февраля. Прочитала лекцию. Вернулась домой ужасно печальная, сидела, погруженная в созерцание своего одиночества.
5 февраля. Готовилась к лекции.
6 февраля. Прочитала 3-ю лекцию.
9 февраля. 4-я лекция.
13 февраля. Прочитала 5-ю лекцию. Поутру получила письмо от Д. Ф. Селиванова. Сильный припадок меланхолии. ...Леффлер сообщил мою статью Стокгольмской академии [64, с. 179].
Затем отмечено, что была лекция 16 февраля, и последнее упоминание о лекции — 16 апреля.
В Миттаг-Леффлере Ковалевская приобрела друга, относившегося к ней с братской преданностью. Впоследствии, в трудную минуту жизни, Софья Васильевна вое-» кликнула: «Я думаю, что Ваша дружба есть самое лучшее, что было в моей жизни!» [СК 321].
1 Еще один жизненный этап позади (франц.),
118
Миттаг-Леффлер проявлял всестороннюю заботу о Ковалевской. С самого начала ее появления в Стокгольме он ртарается ввести ее в широкий круг своих знакомых. Так, третьего января 1884 г., сообщая в записке, что он сидит дома, так как его катар еще не прошел и его мучает бессонница, он говорит, что завтра к ней придет фру Пальме, жена банкира, чтобы пригласить ее на большой прием в их доме. Советует принять приглашение, так как там будут интересные люди. Сам Гёста будет с женой, сестрой и тестем. Собираются не раньше половины девятого, поэтому она не потеряет много времени [МЛ 6J.
Первое время Софья Васильевна, по-видимому, чувствовала себя не вполне свободно при общении со своими слушателями. Но потом она стала выдающимся преподавателем, считающимся с индивидуальностью студентов и пробуждающим их способности. По словам одной из ее учениц, она всегда чувствовала, что г-жа Ковалевская видит ее насквозь, «будто стеклянную», но что в то же время ей покойно под этим ласковым, уверенным взглядом [64, с. 413].
Когда Софья Васильевна прочитала последнюю лекцию в весеннем полугодии 1884 г., слушатели преподнесли ей свою фотографическую карточку в великолепной рамке; была произнесена восторженная речь.
После того как Ковалевская прочитала с большим успехом свой первый специальный курс математики (по уравнениям с частными производными), положение ее упрочилось, и она была назначена профессором Стокгольмского университета на пять лет.
В связи с этим Г. Миттаг-Леффлер написал 2 июня 1884 г.:
«Да, многого я, видит бог, не совершил в своей жизни, но одно действительно большое дело будет всегда вписано в список моих заслуг. Дай только бог, чтобы у нас было достаточно сил и здоровья, чтобы долго работать вместе! Может быть, со временем мы сделаем немало!» [МЛ 10].
Осенью 1884 г. Ковалевская писала А. О. Ковалевскому:
«Мои лекции доставляют мне, конечно, много хлопот. Я всеми силами стараюсь читать хорошо и ясно; иногда это мне удается, и тогда я бываю очень счастлива; иногда дело идет не так гладко; я замечаю, что мне не удалось заинтересовать своих слушателей и представить им все в ясном свете,—это меня очень огорчает» [64, с. 508].
Зимние каникулы этого года Ковалевская проводила в
119
Берлине. Оттуда она послала письмо Миттаг-Леффлеру, в котором, между прочим, писала о статье Августа Стринд- берга, противника эмансипации женщин:
«В виде рождественского подарка я получила от Вашей сестры статью Стриндберга, в которой он доказывает так ясно, как 2X2=4, насколько такое чудовищное явление, как женский профессор математики, вредно, бесполезно и неудобно. Я лично нахожу, что он, в сущности, прав,— шутит Ковалевская.— Единственное, против чего я протестую, это то, что в Швеции находится такое множество математиков, стоящих несравненно выше меня, и что меня пригласили единственно из любезности» [СК 30]. Впрочем, как заметил Георг Брандес, выступление Стриндберга не оказало влияния на шведское общество.
На самом деле Миттаг-Леффлер, приглашая Ковалевскую в Стокгольм, заботился не только о ней, но и об интересах кафедры. Он считал, что привлечение Ковалевской к работе в университете даст ему возможность организовать вместе с нею очень сильную кафедру математики. В письме от 19 июня 1881 г. он говорит об этом так: «Для меня же будет высшим счастьем иметь возможность привлечь Вас, как коллегу, в Стокгольм, и я не сомневаюсь, что если Вы будете в Стокгольме, то наш факультет будет одним из первых по математике во всем мире» [МЛ 3].
И в действительности ему удалось, вместе с Ковалевской, очень высоко поставить преподавание математики в Стокгольмском университете. В нем Софья Васильевна в течение восьми лет прочла двенадцать курсов. Курс 1884 г., как уже говорилось, был посвящен теории уравнений с частными производными; затем следовали лекции об алгебраических, абелевых и эллиптических функциях по Вейерштрассу; по теории движения твердого тела (в 1886/1887 г.); о кривых,определяемых дифференциальными уравнениями, по Пуанкаре (1887/1888 г.); по приложению анализа к теории чисел и др. Лекции Ковалевской пользовались успехом. Обычно она читала два раза в педелю по два часа [186, с. 391].