Соглядатай, или Красный таракан
Шрифт:
– А для чего вы нас собирали? – закричали девушки. – Чтобы настращать будущими наказаниями на родине? Зачем издеваться над нами? Мы тоже люди!
– Успокойтесь, – повторил капитан Камагоров. – Собрали вас тут затем, чтобы объявить: наша искалеченная, израненная Родина-мать зовёт вас, чтобы вы помогли ей подняться из руин. Вас ждёт работа. Проклятый враг разрушил города, в селах на месте хат стоят одни печные трубы, на полях валяются танки, уничтожено всё, что только можно… Настраивайтесь на тяжелый, самоотверженный труд, граждане. Никто, кроме нас самих, не поднимет страну из руин…
В программе
Вскоре вольнонаемных девчат перевели в батальон репатриированных граждан. Мы заняли большой двухэтажный дом. Его парадную украшало генеалогическое древо жизни хозяев. Надо же! Люди знали своих предков поимённо, и кто кем был, и когда родился-крестился-женился… А некоторые из наших девчат с трудом могли припомнить, как звали прабабушку или прадеда. Да я и сама не знаю, откуда пошёл мой род.
Неподалеку от дома в густом парке стояла часовня. В её подвале мы обнаружили усыпальницу (а может, склеп – я этих тонкостей не разбираю). В массивных дубовых гробах лежали забальзамированные предки хозяев усадьбы. Среди них была девушка в белом длинном платье. «Как живая!» – испуганно пискнула Маша. «Такой, наверно, была, и Панночка из гоголевского „Вия“– напомнила Дуся. – Красивая, а лицо злое, ведьмовское…»
Но, не смотря на «ведьмовское лицо», мы всё равно часто ходили глядеть на эту немецкую Панночку. И нам казалось, что с ней связана какая-нибудь умопомрачительная история о несчастной любви, разлуках, изменах, коварстве и предательстве.
Свой батальон мы охраняли сами. Постовым никакого оружия не давали, оно было лишь у разводящих. Правда, постовых ставили друг от друга метрах в ста-двести. Так что в ночных дежурствах было не так страшно.
Стою вот так однажды на посту. Слышу: со стороны часовни вроде бы кто-то идёт, песок под ногами чавкает, веточки хрустят. И выходит на тропинку человек в чёрном.
– Кто идёт?
Человек остановился шагах в двадцати от меня и заговорил по-немецки. Я поняла, что он хочет попасть к начальнику батальона. Вскоре пришёл разводящий и увёл незнакомца с собой.
Утром узнала, что незнакомец оказался поляком. Он рассказал о тайне склепа. В одной из его стен были искусно спрятаны драгоценности, старинные картины, серебряная посуда. Поляк не хотел, чтобы всё это вновь досталось хозяевам усадьбы: они с ним слишком плохо обходились, за человека не считали. Но когда тайник вскрыли, он оказался пустым.
А вскоре всех нас посадили на машины и через Польшу повезли на Родину. Автоэшелон двигался по длинной, извилистой дороге, и мы подпрыгивали на ухабах, раскачивались туда-сюда, сонно клонились друг другу на плечи и, закрыв глаза, притворялись спящими, а на самом деле думали о своём будущем, вспоминали то, что было.
Не люблю об этом вспоминать, но однажды в Берлине к нашим девушкам подошёл высокий чернявый мужчина. Широко улыбнувшись, он блеснул великолепными зубами и вполголоса, почти интимно сказал:
– Девчонки, не упустите своего счастья!
– А где оно бежит? Покажите! – отозвалась бойкая Дуся. – Мы его за хвост ухватим!
– Вы можете поехать в Бельгию, Голландию, Канаду, Америку… Я помогу вам, – продолжал этот мужчина. – Только не возвращайтесь в Россию. Вас там будут презирать только
– Ну и что? – засмеялась Дуся. – Сибирь – это ведь тоже Россия. И никакой каторжной работой нас не испугать! Разве мы о легкой жизни мечтаем, если вся страна в разрухе?
– Эх, всю жизнь потом жалеть будете!
– Нечего нас агитировать! – твёрдо сказала я. – Нас не завербуешь!
Нет, вербовщик, не уговорил ты нас тогда. Мы знали, что такое чужбина и слишком сильно тосковали по своим родным, по той жизни, которая казалась нам понятной и радостной. И почему-то верили в мудрость Сталина: он всё видит, всё понимает и не даст нас в обиду…
(Снова, снова и снова ты возвращаешься к этой теме. Прости, но мне кажется: ты всё-таки завидовала немцам, которые построили новую Германию, и никак не могла понять, каким образом поверженная в пыль и прах Япония стала одним из самых процветающих государств, и, может быть, невольно думала о том, почему страна-победитель так и не смогла по-человечески одеть, обуть и накормить своих граждан. Наверное, ты всё-таки даже сама себе не решалась признаться, что не поддалась на уговоры вербовщика лишь потому, что всегда чувствовала бы себя чужой и в тихой Бельгии, и в сытой Голландии, и в слишком цивилизованной, раскормленной Америке. А в родной грязи, какой бы вонючей она ни была, ты – своя, не посторонняя… А, впрочем, что теперь гадать! Как жаль, что мы с тобой никогда об этом не говорили. Как жаль…)
Мы едем, едем, едем!
Нескончаемая дорога.
Жара, тряска, жажда, тяжелые думы.
– Граждане! До границы нашей Родины осталось несколько километров! Нам предстоит преодолеть очень опасное расстояние. Здесь орудуют банды предателей. Были случаи, когда они обстреливали автоколонны с людьми. Все должны лечь на дно кузова и не подниматься, пока не минуем опасную зону!
Машины рванули с места и понеслись к границе. Нам казалось, что они не едут, а летят как птицы. И вдруг – стоп!
– Граждане, вы прибыли на границу Союза Советских Социалистических Республик! – сообщил всё тот же офицер. – Сейчас откроется шлагбаум и вы ступите на родную землю…
И мы ступили. И некоторые из девчат попадали на неё: от долгого сиденья в кузовах ноги ослабли, сделались ватными, да и волнение сказалось.
А утром я вышла из лагерной землянки и вдохнула густой, перегнойный запах земли, и протянула руки к яркому солнцу, и подумала о том, что там, в Германии, все три года погода почему-то была серой и пасмурной, длинные, нескончаемые дни складывались в невыносимо тяжкие месяцы, которые тянулись годами, а года – вечностью.
Родина моя! По воле злой судьбы я была оторвана от тебя, но ты всегда оставалась со мной в моём сердце, ты помогала мне, когда приходили минуты отчаяния, и ты не покидала меня ни днём, ни ночью: днём – в мыслях, ночью – в снах. Прости, матушка, что не смогла быть с тобой в тяжкие годы, и если я в чём и виновата перед тобой, то лишь в том, что не умерла от тоски…
По-военному быстро нам устроили медосмотр, на второй день объявили: мужчин отправляют в Донбасс на восстановление шахт, а женщин – в те области, откуда их угнали в Германию.