Сохраняя веру (Аутодафе)
Шрифт:
Или — хуже того — он ее и не вспомнит?
В тот вечер, когда было назначено выступление, Дебора после занятий вернулась домой, поужинала вдвоем с сыном и, поскольку Дэнни был в отъезде, оставила Эли на миссис Ламонт, объяснив мальчику, что идет «на очень важную лекцию».
Аудитория в здании Ассоциации молодых евреев на Девяносто второй улице была заполнена до отказа. Профессор Вайс вышел к кафедре и представил литератора. Народу было так много, что Дебора с трудом нашла себе свободное место в последнем ряду, куда ей пришлось буквально протискиваться.
Издалека она стала смотреть на Зэева. Тот уже сидел на сцене на стуле. Он не изменился. Или почти не изменился, только, как ей показалось, выглядел немного усталым.
После вступительного слова профессора Вайса Зэев неуверенно шагнул на кафедру. Из кармана поношенного твидового пиджака он достал очки.
«Ага, — подумала Дебора, — время не стоит на месте. Раньше он обходился без них».
Она припомнила, с какой страстью он читал еврейские стихи у них на семинаре. Но там аудитория была небольшая и студентов всего двенадцать человек. Сейчас его слушатели исчислялись сотнями, и она видела, что Зэев оробел.
Он начал с весьма удачного чтения современных поэтов. Затем прочел цикл собственных сатирических зарисовок ученых типов.
И лишь в конце прочел то, что можно было отдаленно причислить к лирике. Но это было самое смелое стихотворение, какое Деборе когда-либо доводилось слышать, — беспощадное анатомирование собственного внутреннего мира, элегия по сыну, внезапно скончавшемуся, едва успев отпраздновать бар-мицву.
Теперь стало ясно, почему Зэев оставил это стихотворение напоследок. После него он уже был не в состоянии продолжать.
Аплодисменты прозвучали сдавленно — не потому, что стихи не понравились, а в знак сострадания.
Профессор Вайс между делом успел сообщить Зэеву, что одна из его слушательниц из числа будущих раввинов попросила билет на сегодняшний вечер.
— Дебора! Вот так сюрприз! Почему вы тогда так внезапно исчезли?
— Это долгая история. — От его рукопожатия у нее учащенно забилось сердце.
— Как ваш малыш?
— Уже не малыш! Он уже в первом классе школы Соломона Шехтера.
— Невероятно! — ответил он. — Послушайте, Вайсы сегодня устраивают небольшой прием. Так, скромный фуршет. Уверен, они не будут против, если я приведу вас с собой. А вы… вы здесь одна?
— Вообще-то да, — ответила она. — И с удовольствием пойду.
Хотя во время приема все рвались переговорить с почетным гостем один на один, Зэев все-таки улучил минутку, чтобы остаться вдвоем с Деборой.
— Это стихотворение… про вашего сына… Оно было такое печальное, — негромко сказала она.
Он лишь кивнул.
— Я потерял больше, чем дитя, — невнятно произнес он. — Распался мой брак. Кажется, мы оба решили, что, если расстанемся, не будет такого чувства вины. Не знаю, как Сандра, но я до сих пор кажусь себе преступником из-за того, что, хотя у меня с кровяными клетками все в порядке, мальчик все же заболел лейкемией. — Он жестом попросил ее не отвечать. — Только не говорите мне, что это неразумно! Я тысячу раз слышал это от психотерапевтов. Они как будто не знают: кошмар все равно остается кошмаром, даже если вы осознаете, что это всего лишь сон.
— Я вас понимаю, — тихо сказала Дебора. И тут же спросила: — Так вы были женаты, когда мы познакомились?
— Каюсь, Дебора, я не был праведным мужем. Но теперь я другой. Поверите ли, за восемь месяцев, прошедших после нашего развода, я ни разу не пробовал поухаживать за женщиной.
— А вы поверите, что с момента… гибели моего мужа я перестала воспринимать мужчин как представителей другого пола?
Дебора сама поразилась собственной откровенности.
Зэев пристально вгляделся в нее.
— Не пора ли… — мягко начал он.
Она отвела глаза и едва слышно ответила:
— Наверное, пора.
— Я бы хотел стать этим счастливчиком, — сказал он. — Но не уверен, что смогу.
— Почему же? — обиделась Дебора.
— Потому что я не готов к отношениям на эмоциональном уровне. А с вами по-другому не получится.
— А если предложение будет исходить от меня? — Дебора опять удивилась своим словам. — Я хочу сказать… Если я не стану требовать от вас чувства, вы бы…
— Конечно, Дебора, — с благодарностью в голосе ответил Зэев. — Только я не думаю, что вы воспринимаете случайный секс легче, чем я.
Как выяснилось в тот же вечер, он был прав.
Никогда прежде она не прогуливала занятий. Но на следующий день после встречи с Зэевом она пропустила их все, чтобы побыть с ним. Она рассчитывала найти ответ на волновавший обоих вопрос: если объединить тот небольшой запас любви, который еще сохранился в их сердцах, хватит ли этого для создания прочных отношений?
После завтрака они пошли гулять в парк и поведали друг другу о тех событиях, что произошли в их жизни после их знакомства в Израиле.
Деборе было интересно — и немного страшно — узнать его отношение к избранному ею роду деятельности.
— Если без обиняков, то у меня к раввинам инстинктивная антипатия, — заметил Зэев. — Правда, мне еще не доводилось с ними целоваться. А если серьезно… Даже не знаю, Дебора, сможешь ли ты, с твоим происхождением и воспитанием, понять, насколько мне ненавистна религиозная составляющая в иудаизме. На мой взгляд, ортодоксы — это что-то твердолобое, закоснелое, спесивое. Не обижайся, что я так говорю.