Сокол на запястье
Шрифт:
Тэм знал, как поцеловать ее так, чтоб она сразу откинулась на ложе. И как, чтоб осознавала каждую секунду близости, пробуя на вкус движения его губ. А поцеловал просто, как получилось.
Он подхватил женщину под спину и опустил на кровать. Оба не желали себе сейчас отказывать. Хотя знали, что завтра горько пожалеют об этом. Тэм потянул пальцами пояс ее туники.
Дальше оба не поняли, что произошло. Раб стоял напротив сотницы и держал в руках таблички.
— Спасибо за помощь, Тэм. — ласково сказала она. — Передай Делайсу, что я завтра буду в кузнице.
Любовник
Бреселида легла в постель, но еще долго ворочалась без сна. Ею владело какое-то странное возбуждение, причин которого женщина не могла понять.
Сидя за окном на клумбе, козлоногий бог с трудом переводил дыхание. «Ни на минуту оставить нельзя!» — возмущался он.
Элак отлучался не на минуту и даже не на час, иначе он сам бы не пропустил приход Нумы со смертоносными дарами. Но повинуясь козлиной сущности, пан обхаживал молоденькую дворцовую прачку и провел с ней полночи.
Он вернулся как раз вовремя, чтоб застать свою госпожу в опасной близости от любовника царицы. Божество неистовых наслаждений, Элак мог бы сквозь пальцы посмотреть на происходящее, если б не знал точно, что Бреселида предназначена другому.
Из последних сил — их после бурных страстей у корыта осталось немного — Элак навел на расслабившуюся парочку чары. У обоих из памяти выпали всего несколько секунд, но этого было достаточно.
Возвращаясь через ночной сад в андрон, Тэм вертел в руках таблички и пытался понять, зачем они с Бреселидой так помяли прекрасный воск?
Утром Бреселида проснулась очень рано. Серый туман еще стелился по саду. Над морем, хорошо видным с акрополя, едва разгоралась малиновая полоса. «Амазонке» казалось, что она вообще не спала, просто проворочалась всю ночь на жаркой мятой постели, время от времени проваливаясь в короткое неуютное забытье.
Почему-то женщина была страшно зла на Делайса. Чтобы придумать сколько-нибудь разумное объяснение своего истеричного желания вцепиться царю в физиономию, сотница начала мысленно спорить с ним по поводу грядущих мистерий. Она отлично знала, что пугает «живого бога». «Ну жертвы, — раздраженно думала меотянка, разглядывая свое помятое лицо в медное зеркало. — Не его же на алтарь потянут!»
Послонявшись без дела по комнате, Бреселида вышла в сад, умылась у гермы, сама оделась, вывела лошадь из конюшни и шагом повела ее по внутренним улочкам крепости. Ворота были еще закрыты, но стражницы не посмели отказать сестре царицы и отворили ей калитку в одной из дубовых створок.
«Ничего, подышу воздухом до жары», — решила «амазонка», но руки сами собой дергали уздечку, направляя кобылу в нижний город. Вместо того, чтоб прогуляться по берегу моря, Бреселида поехала прямо к кузнице Тира. «Куда я спешу? Делайса там еще нет. — ругала себя сотница. — Он спит и видит десятый сон». Однако пятки уверенно тыкались в бока Пандоры, поворачивая ее по знакомой дороге.
Узкое русло реки вывело Бреселиду за глинобитную стену, где продолжались ремесленные лавки. Теперь до кузницы Тира было рукой подать. К удивлению «амазонки» ворота его усадьбы были распахнуты, а у коновязи топтался конь Делайса. «Слава богам! Не у меня одной бессонница!» — меотянка соскочила с лошади и привязала ее во дворе.
Тир с царственным гостем были за кузницей, любуясь на свою землечерпалку. Бреселида решила подождать их внутри. Здесь оказалось темновато. В кирпичной печи, обмазанной глиной, тлел слабый огонь. Рабы еще не пришли. Опавшие мехи из козьих шкур лежали без движения. Из-за стены Бреселида слышала приглушенные голоса мужчин. Они обсуждали что-то за пределами ее понимания.
— Винт с бронзовыми лопастями можно опустить в речку под углом, — говорил царь, — и вращать за ручку. Вода поднимется вверх и пойдет на поля. Не надо будет черпать ведрами.
— Рановато, — вздыхал Тир, — надо чистить дно. В такой грязи никакой винт не провернется.
Слушать их было скучно. Женщина огляделась по сторонам. В глубине кузницы на козлах стояла большая бочка. Поверх нее лежало седло. У дальней стены «амазонка» заметила длинную палку и подошла, чтобы рассмотреть ее. Палка оказалась древком будущего копья. Всадница поразилась: зачем такая большая? Еще бронзовый наконечник добавит веса…
От нехорошего предчувствия у Бреселиды сжалось сердце. Она наклонилась к лежавшей в углу дерюге, которой была накрыта куча бронзовых заготовок, и подняла край. На полу бесформенной грудой валялись мечи без ручек, болванки кинжалов, с которых мастер еще не состучал молотком окалины. Наконечники стрел, копий, дротиков. Медные щиты. Все очень большое. Тяжелое. Невыносимо, не по-женски…
Бреселида опустила дерюгу на место. У нее в голове стало ясно. До звона. Она сделала несколько шагов. Ноги подкашивались. С улицы продолжали доноситься обрывки разговора. Делайс поторапливал Тира с работой.
«Не ты, только не ты», — думала всадница, уже прекрасно зная: именно он.
«Амазонка» не сразу осознала, что продолжает держать древко копья. Рука от его тяжести казалась неподъемной. Чтоб проверить свои смутную догадку, женщина влезла на бочку и упрямо, пересиливая боль в локте, попыталась вскинуть оружие. «Это как же кидать такую орясину?»
Первым не выдержало запястье. Вывернулось. И чтоб не грохнуть копье на пол, всадница успела подхватить его подмышкой. Так, кажется, удобно. Она зло закусила губу и начала раскачиваться взад-вперед, подражая скачке.
Теперь все тело, вместе с копьем налилось невыносимой тяжестью.
Назад — вперед.
Еще разок.
Бреселида вдруг поняла, что кидать ничего не надо. Ее собственное тело слилось с оружием в единое целое и усиливало удар. «Самой бы не улететь», — мелькнуло в голове у сотницы. И тут же пришло горькое понимание: всадник должен быть тяжелее, чем она. От его веса зависит сила удара. Вот почему скифские катафрактарии несокрушимы!
Ее подруги всегда старались одеться верхом полегче. Кожаные доспехи. Кожаный шлем. Чтоб не очень отягощать лошадь. Теперь все можно сделать наоборот.