Сокол против кречета
Шрифт:
– Это хорошо, – одобрительно произнес хан. – Я всегда считал, что с урусами можно иметь дело. Гораздо лучше, если они из сильного врага станут надежным другом, к которому можно без опаски повернуться спиной.
– Если отец заключит с тобой мир, то он никогда не ударит тебе в спину, – подтвердил Святозар.
– Вот и славно, – Бату довольно потер ладоши. – Но о делах у нас еще будет время поговорить, а сегодня мы будем наслаждаться нежной сочной бараниной, веселиться и пировать. Я привез с собой много крепких напитков, дурманящих голову, и хочу посмотреть, кто из нас сможет победить в этом сражении.
Дни понеслись вскачь, как молодой
– Я же сказал, что ты у меня гость, а гость вправе делать то, что вздумается. Лишь бы тебе было хорошо. Хочешь поехать один – езжай. А если заблудишься, помни, что у Бурунчи – умные кони. Просто отпусти поводья, и он сам привезет тебя обратно.
Святозар отъезжал далеко, даже очень далеко, но, как ни оглядывался, все равно не примечал, чтобы кто-то из монголов следовал за ним. Хан и впрямь твердо держал свое слово.
К честному врагу поневоле испытываешь уважение. К великодушному – вдвойне.
«Если подсчитать всех, кого я положил за эти годы, наберется не меньше пяти десятков, а то и вся сотня, – размышлял Святозар. – Пускай он хочет мира с выгодой для себя. Пускай даже он потом наберет еще больше сил. Но кто сказал, что после этого Бату непременно нападет на Русь? Да отец и сам всегда говорил, что надо выиграть время. Чем больше Русь пребывает в мире, тем крепче она станет. Я никого не обманываю и не предаю. Я даже ничего ему не обещал, кроме того, что не убегу. Да и к чему бежать, если завтра заканчивается оговоренный ханом срок? Незачем».
Бату и тут сдержал свое слово, самолично поехав провожать Святозара. Последний вечерний привал они сделали в версте от Яика. Оренбург, ставший почти родным, грозно высился на другой стороне реки, гордо вздымая свои крепкие могучие башни. На этот раз хан не был так весел, как все эти дни, но князь даже не успел спросить, что так расстроило его, – Бату сам пояснил причину печали:
– Мне грустно расставаться с тобой. Ты показал себя хорошим собеседником. Пожалуй, ты первый, кто говорит со мной и при этом думает то же самое, что произносит. И еще мне жаль, что трон твоего отца унаследуешь не ты, а твой старший брат, который, как я слышал, предпочитает быстрой скачке заунывные завывания своих шаманов с крестами на груди. По мне, так твой отец не прав, сделав наследником его, а не тебя. Хотя… – Он ненадолго задумался, затем продолжил:
– Все в жизни переменчиво. Особенно когда рядом есть надежные друзья, всегда готовые помочь восстановить порушенную справедливость. Тем более что мне это хорошо ведомо. Я ведь тоже не был старшим сыном своего отца. Но он, в отличие от твоего, поступил мудро. Видя, что его первенец Орду-Ичен не способен держать твердой рукой свой улус, он выделил ему земли, много земель, но старшим в роду сделал меня.
«Вот оно, – сердце Святозара екнуло. – Началось самое главное. Вот зачем я нужен хану. Он хочет стравить нас с братом, а когда мы перегрыземся, ударит в спину. Или нет. Скорее он и впрямь на первых порах может мне помочь, чтобы уравнять наши со Святославом силы. А уж потом, выждав миг поудобнее, ударит по мне. И что делать?» А свобода была ох как близка.
– О чем задумался мой гость? – заботливо спросил Бату.
– Я думаю, ты был прав, когда сказал, что все в жизни переменчиво. И я рад, что твой отец поступил справедливо, сделав своим наследником самого лучшего из сыновей и не посмотрев, какой он у него по счету, – уклончиво заметил Святозар, решив не лгать, но и не говорить всей правды. – Это наводит на размышления. Но твое предложение так неожиданно, что только глупец ответил бы на него сразу, не обдумав всего как следует.
– Хорошо сказано, – оживился Бату. – Большие дела всегда требуют долгих дум. Ты оказался еще мудрее, чем я считал, и мне так жаль расставаться с тобой, что я передумал. – Он хитро улыбнулся и испытующе посмотрел на Святозара.
Князь побледнел.
– Неужели хан решил первый раз в жизни нарушить свое слово? Или слово, данное врагу, не обязательно к исполнению? Мой отец так не считает. В таком случае тебе трудно будет говорить с ним о вечном мире между нами.
– Ты не понял меня, Святозар, – еще шире улыбнулся Бату. – Мне настолько тяжко расставаться с тобой навсегда, что перед тем, как отпустить тебя, я хочу попросить. Дай слово, что через десять дней ты переправишься через Яик на это же место, где я буду тебя ждать. И помни – это просьба, – поднял он вверх палец. – Если ты не хочешь возвращаться, то не обещай.
– Что ж, я даю тебе его, – быстро ответил Святозар. – Через десять дней мои люди переправят меня на этот берег.
– Я верю тебе, – торжественно произнес Бату.
Князь сдержал обещание. Ровно через десять дней они вновь встретились с ханом на низком левом берегу Яика, куда его доставила ладья. Несмотря на все уговоры, он даже не стал поддевать кольчугу, а из всего оружия взял с собой лишь нож, да и то лишь для того, чтобы было удобнее резать баранину, в изобилии лежащую перед ним на блюде.
Однако Святозар и не держал в тайне того, что с ним произошло. Подробностей, правда, не рассказывал, но скупо поведал, что хан Бату желает заключить с Русью вечный мир. Именно поэтому он и отпустил сына царя всея Руси, даже не взяв с него выкупа.
«Я ничего не обещал ему, государь, – написал он в грамотке, которую нарочные уже на следующее утро повезли в Рязань. – Правду он мне сказывал или умыслил некую тайную зловреду – решать тебе. И еще я дал ему слово вернуться через десять дней. Ворочусь ли жив али нет – на все воля божья. Но ты сам сказывал, что ежели даешь роту [25] , пусть и ворогу, то беспременно должон ее соблюсти. Посему поступаю так, яко ты заповедал в своем поучении».
25
Рота – клятва (ст.-слав.).
Вопреки ожиданиям пессимистов, Бату при встрече со Святозаром не сделал ни малейших попыток к насильному удержанию князя. Да и вел он себя точно так же – веселился, смеялся, рассыпал массу лестных слов в адрес русичей. Слова Святозара о том, что он уже послал гонцов известить царя о желании хана заключить вечный мир, Бату воспринял как само собой разумеющееся.
Единственный раз он нахмурил брови, когда князь вежливо, но твердо отклонил еще одно его предложение помочь восстановить справедливость. Правда, Святозар по возможности постарался смягчить свой отказ, заявив, что его отец полон сил, чувствует себя бодро, а потому все разговоры о наследстве преждевременны. Как знать, может, через несколько лет он и сам решит поступить иначе.