Соколиные перья и зеркало Кощеевны

Токарева Оксана

А что, если Филипп заблудится и просто не отыщет дорогу? Почувствовав силу и мощь Верхнего мира, не захочет ее терять. Уйдет в небеса, оставив ее одну в темноте, в жестком льде и хитине. Без надежды согреться, без желания сбросить корку проклятого льда. Ведь у нее не осталось даже пера.

Ева чувствовала себя едва ли не обманутой. Она проделала такой долгий, тяжелый путь, прошла через все препоны и преграды, обрела уверенность и снова сумела зажечь свет своей любви и лишь для того, чтобы все потерять?

— Он вернется к тебе, вот увидишь! — попыталась успокоить ее Маша. –Ведь перо — это свет вашей любви.

Ева

только тихонечко всхлипнула, от всей души желая поверить. Как они проделали обратный путь, она запомнила смутно. Добравшись до впадающего в Заветное Озеро ручья, мамонт внезапно нырнул, а потом продолжил путь по каким-то невообразимым темным коридорам или тоннелям, похожим то ли на забытые пещеры, то ли на червоточины подпространства, как их описывали фантасты.

Ева остекленевшим взором смотрела по сторонам, не удивляясь тому, что они продолжают дышать, да и одежда на них во время погружения не намокла. Это сейчас не имело никакого значения, хотя само по себе путешествие выглядело необычным. Даже Ксюша притихла и только помогала Маше придерживать совершенно выбившегося из сил, но упрямо выводившего наигрыш Леву.

На какое-то время Ева просто отключилась, впав в странное оцепенение, на грани бреда, не дающее отдыха и покоя. Она видела дивные сады Ирия, где под сенью цветущих яблонь и раскидистых смокв Финист и его потомки общались с Филиппом. Потом ее возлюбленный плыл на ладье по подземной реке, сражался с чудовищами, рубил головы и щупальца унаследованным от предков огненным мечом. А в это время в клинике врачи, собрав консилиум, суетились возле его тела, и с надеждой смотрели на приборы две матери.

В какой-то момент видение показало Карину. С обожженными руками и обезображенным шрамом лицом, она, не скрывая ненависти, смотрела в зеркало, расставаясь с мечтой сделаться владычицей морской. Отделенный от дочери магической преградой Константин Щаславович насмешливо улыбался, а выглядывавшая из-за его плеча Елена Ищеева озабоченно качала головой.

На этом сон оборвался. Коридор междумирья уступил место вполне осязаемому сырому полутемному тоннелю, по дну которого бежала вода. Приглядевшись к старинной кирпичной кладке стен, Ева поняла, что они находятся в городе, и даже не удивилась, когда Лева назвал один из центральных районов Москвы, в котором располагалась клиника Даждьросы.

— Слезайте, приехали! — улыбнулся он, спускаясь со спины мамонта и помогая спутницам сойти.

Ева обратила внимание, что, хотя их проводник бодрился, он ощутимо прихрамывал и временами хватался за живот.

— А туда мы почему на самолете летели? — безжалостно спросила Ксюша.

— Так Баська не обладает способностями эхеле, а других духов у меня тогда не было, — пояснил Лева, отпуская мамонта, который растворился где-то во тьме тоннелей.

Ева в это время судорожно доставала смартфон. Увы, связь под землей отсутствовала.

— Чертолье, где мы сейчас находимся, вообще аномальная зона, — поддерживая мужа пояснила Маша. — Фактически граница миров.

— А еще тут всяких глушилок понатыкано! — с видом знатока добавила Ксюша, освещая фонариком тоннель.

Впрочем, на выходе, который Лева отыскал настолько уверенно, будто диггерством занимался, их ждал с машиной Велибор Яшин.

— Он очнулся, — предвидя вопросы улыбнулся Еве муж

целительницы, отчего его помеченное шрамом лицо смягчилось и приобрело даже добродушное выражение. — И уже спрашивал о тебе.

Ева разрыдалась, не зная, как отблагодарить за добрые вести. Она запрещала себе об этом думать, но страх того, что Филипп просто потеряет память и не узнает ее, преследовал с самого начала мытарств.

Путь до клиники, занявший не более десяти минут, показался вечностью. Ева хотела сразу бежать в палату. Встретившая их внизу Даждьроса едва убедила ее в необходимости принять душ и переодеться, хотя бы из уважения к правилам санитарии и гигиены. Да и легенду о путешествии в Наукоград не стоило разоблачать.

— Я сказала вашим с Филиппом родным, что лекарство, сделанное из твоих стволовых клеток, привезли накануне курьером, и сегодня оно подействовало, — предупредила Даждьроса. — Впрочем, отец твой все равно знает правду, а что до остальных, то пускай верят, во что хотят. Но ты их все-таки лучше сразу не пугай.

Ева глянула на себя в зеркало и едва сумела узнать, точно мороки, которые на нее наложили Таисия, Водяной и Белая Волчица продолжали действовать и в этом мире. Как же хорошо, что путь до клиники они проделали на машине. В противном случае их бы задержала милиция как бомжей. Впрочем, стоило ли удивляться. Конечно, в волчьей пещере она искупалась в горячей купели. Но после этого пробиралась мимо застав, пластаясь по земле и чавкая в болотной жиже. Да и в тереме с утра до ночи возилась с грязью и пылью, едва успевая толком умыться.

Горячая вода, мыло и шампунь свое дело сделали. На щеках даже какой-то румянец появился, а синяки под глазами мама списала на переживания и на волосы внимания, кажется, не обратила. Впрочем, и маму, и остальных Ева воспринимала почти отстраненно. Под кожей словно бежала ртуть. Ноги не гнулись, руки тряслись. Хорошо, что кто-то из сопровождающих открыл дверь в палату, и Ева, забывая себя, утонула во взгляде карих соколиных очей.

После приключений в тереме Карины, путешествия на спине мамонта и полета огненного сокола ей было немного странно и даже больно видеть Филиппа, простертого на больничной койке в повязках и с рукой, закованной в жесткий каркас. Как он побледнел и осунулся. Кажется, к концу пути через лес он выглядел лучше. С другой стороны, почти ежедневные истязания, которые бедный пленник переживал в заточении, не могли пройти бесследно, да и колоссальный выброс энергии во время противостояния с выходцами из Нави наверняка забрал у сокола немало сил. Впрочем, неважно. Они справятся. Главное, что взгляд Филиппа приобрел осознанность, и в нем красноречиво читались обожание и бесконечная нежность.

— Ева, любимая! Ты вернулась!

Кто-то из родных или персонала успел подставить стул и подать руку. Иначе Ева бы осела прямо на пол, рыдая в голос или просто голося дурниной. Неимоверным усилием она все-таки сдержалась, наклонившись навстречу выпростанной из-под одеяла здоровой руке. Филипп притянул ее к себе, отыскивая губы и не думая стесняться родных. Этот поцелуй, почти повторявший тот первый в узилище, помимо соли имел отчетливый привкус лекарств.

— Мне сказали, что ты летала в Наукоград, чтобы принять участие в создании экспериментального лекарства, которое вернуло меня с того света.