Сокровища Аттилы
Шрифт:
— Кто может пребывать в покое, когда Аттила сражается, тот уже похоронен!
Их тотчас передали по войску зычные глашатаи. В утреннем чистом воздухе поднялись в небо дымы жертвенников, на которых шаманы совершали приношения богам, моля даровать победу. Взлетели звонкие голоса молодых бахши, запевших древнюю песню:
Благосклонный Тэнгри, смельчака награди
За безумную удаль его!
И тут Диор увидел рыжего Алатея. Тот стоял в одной из повозок, возвышаясь над своими воинами, и угрюмо наблюдал, как
Аттила ударил плеткой своего жеребца и погнал его вверх по склону. Это послужило сигналом к штурму. Тысячи здоровенных глоток прогремели: «Во имя Тэнгри!» И повторили клич. Гунны ринулись в битву.
Аттилу обогнали телохранители, прикрыли его щитами. Склон холма покрылся массой всадников. Кони огромными прыжками взбирались на вершину. Сарматы пустили тучи стрел. На глазах Диора чей–то черный жеребец, храпя, взмыл на дыбы, опрокинулся навзничь, придавив всадника. Послышались стоны раненых. Покатились по склону трупы людей и животных. Их вминали в траву копыта бешено рвущихся вверх коней. Сарматы бросили луки, схватились за метательные дротики. Чей–то дротик пробил щит Ратмира. Славянин едва удержался в седле.
Вот штурмующие достигли повозок. Взлетели в воздух сотни арканов. Зацепив сармата, стаскивали его. Тот падал на землю, хрипел, удавливаемый петлей. Биттогуры с коней прыгали в повозки. Сарматы рубили их, но и сами падали, пронзенные дротиками. В некоторых местах гуннам при помощи арканов удалось растащить укрепление. В образовавшиеся бреши хлынула конница.
Диор не смог прорваться к Алатею. Вождь сарматов — лакомая добыча. Здесь кипела особенно яростная схватка. Множество угров штурмовали повозки, на которых отбивался Алатей и его телохранители. Они были подобны островку в бушующем море. То и дело в воздухе мелькали арканы. Телохранители рубили кожаные удавки. Поток конников увлек за собой Диора и Ратмира. Впереди гремел голос Тургута:
— Ульген, захвати шатер Алатея. Алтай и Ябгу, прорвитесь к мечу Ушкула!
Вскоре рубка переместилась в становище. Со всех сторон доносились вопли сарматских женщин и плач детей. Поистине гунны убивают, пока не насытятся видом крови. Врывались в кибитки. Тех, кто оказывал малейшее сопротивление, резали на месте. Девочек и молоденьких женщин связывали конскими путами, укладывали в повозки. Рядом втыкали стрелу, обозначающую, что у пленниц уже имеется хозяин. В эту же повозку бросали добытую утварь, одежду, посуду — все, что нельзя спрятать в походную сумку. Добыча — это то, ради чего воин идет в поход! Еще сарматы сопротивлялись, еще шла битва, а уже кое–где между воинами–гуннами вспыхивали ссоры. Там и сям слышались гневные окрики сотников:
— Эй, сын ослицы, ты оставил десяток? Немедленно возвращайся к своим, иначе возьму на аркан!
Диора сопровождали воины десятника Алтая, старшего над гонцами. Ратмир прикрывал друга щитом, отбивая стрелы и копья. И сам Диор орудовал
Последняя схватка произошла на площади, возле обломков богатырского меча. Здесь оказался и Алатей. Он рубился, прикрывшись щитом, хрипло взывая:
— О кузнец Ушкул, спустись на своем крылатом коне, сокруши врагов!
Но тщетны были призывы. Огненный зрак солнца равнодушно всматривался, как уничтожали друг друга люди. Столь велика была жажда убийства, что едва ли бы нашлась сейчас сила, могущая остановить ужасающую резню.
Азарт боя владел Диором. Подскакав к площадке, он увидел, как взметнулся аркан длиннорукого Ульгена и пал на Алатея. Но рыжий сармат кинжалом успел перерезать его.
— Хай, Ульген, это моя добыча! — яростно крикнул Диор и метнул свой аркан.
Зацепив за толстую шею предводителя сарматов, рванул жеребца, волоком вытащил плененного вождя из свалки. Ратмир кошкой прыгнул на Алатея, вырвал из его ослабевших рук меч, оглушил ударом щита, связал.
Схватка на площади угасла. Гунны разъезжали между грудами тел, добивая раненых. Дым стлался над становищем. Горели повозки. Угры, весело перекликаясь, набивали переметные сумы добычей. Несколько воинов ловили лошадей с пустыми седлами. Обломки меча Ушкула втоптали в кровавую грязь ноги победителей.
Рыжий Алатей в разорванном кафтане, приходя в себя, уставился на Диора мутными от пережитого глазами.
— Вижу, ты узнал меня! — усмехнулся Диор. — Ты узнал того, кто не прощает обид! Ха–ха, из вождей снова в рабы!
Рыжий пленник рванулся к нему, но аркан Ратмира опрокинул сармата.
На площадь в тесном окружении охраны въехал Аттила. Из шатра Абе—Ака выбежал Ульген, крикнул:
— Хай, джавшингир, сундука с золотом в шатре нет.
Полузадушенный Алатей грузно встал на ноги, его покачивало.
— Проклятые гунны! — прохрипел он. — Вот что вам понадобилось от сарматов! Из–за жалких сокровищ вы уничтожили союзное племя! Боги не простят клятвопреступников!
— Ты ничуть не поумнел, Алатей! — презрительно усмехнулся Диор. — Боги прощали и не такое! Ты забыл, Как ради добычи ограбил Маргус?
Вдруг откуда ни возьмись на разоренное становище налетела огромная стая крупных ворон. Подобно туче, они застлали солнце. Тревожно каркая, мелькая в прорехах чадного дыма, они носились в воздухе. И вдруг разом взмыли вверх и пропали.
Диор посоветовал Аттиле распорядиться, чтобы отыскали поляну, на которой встречался с Хранителем Священной Памяти. Одна из сотен Силхана Сеченого, рассыпавшись цепью, довольно быстро отыскала тропинку, по которой когда–то шли Диор и Кривозубый. От молодой пленницы узнали, что старый жрец умер перед нападением гуннов.
Проезжая по тропинке, Диор почувствовал, что чего–то лишился. Он помнил, как ему было хорошо здесь в первый раз, как уютен был зеленый сумрак высоких трав, как резко и пряно пахли цветы. Теперь все было настороженно и сумрачно, а яркие цветы поникли, раздавленные копытами лошадей.