Сокровища наместника
Шрифт:
– А может, его серомундирники к себе увезли?
– Может, и увезли. Мы так до завтра его искать будем и хрен чего найдем.
– Можно шпану приспособить…
– Шпане платить надо.
– Но ты же в выигрыше, – усмехнулся Циркач.
– Мой выигрыш – только мой, – возразил Черпак.
– Ладно, давай вместе. У меня двадцать денимов выигрышных, могу дать десять.
– У меня пять выигрышных, могу дать три.
– Годится, пойдем на площадь, там Синяй обретается, а у него самая большая банда.
– Господин Лоттар не обрадуется от такой циативности.
– Инициативности, – поправил Черпака коллега.
– Ишь ты, откуда такая грамотность, Циркач? Слышал, ты даже читать выучился – на хрена такая канитель?
– И читать, и писать, – добавил Циркач, поглядывая по сторонам, в том числе и на оставшегося позади околотошного, который выбирал что-то среди развалов молодой капусты и свеклы.
– А вору это зачем? Вору от этого сплошное расстройство брюха. Ой, смотри, какая баба!..
– Черпак, околотошный все еще посматривает нам в спины.
– Да я не в этом смысле, смотри, как юбки-то поддерживает! Эх, так бы и впился зубами – хороша баба!..
34
На площади перед домом городского головы торговля шла вяло. Немного овощей, немного прошлогодних яблок и картошки, а в остальном деревянные ложки, деревянные башмаки и немного жестяной посуды.
Здесь не шумели зазывалы, не шел коромыслом дым от жаровен и публика, в основном, была чистая и благопристойная, а потому и за кошельки держалась не так крепко, как на базарной площади.
Этим пользовались оборванцы-беспризорники, которые мастерски срезали кошельки и, передавая друг другу, становились ни при чем, когда их хватали стражники.
Пойманных тащили в местный околоток, где секли розгами и отпускали, а срезанный кошелек переходил к Синяю, пятнадцатилетнему главарю банды малолетних воров.
Синяй «косил» под калеку и сидел на углу улицы, опираясь на костыли, окруженный телохранителями из таких же оборванцев.
Случалось, ему даже подавали за уродство, и тогда подавший становился защищенным от воровства. И если он ронял кошелек или рассыпал монеты, ему тут же все возвращали до последнего денима. У Синяя тоже были свои принципы.
– Вон он, – указал Черпак на владельца площади, когда они с Циркачом вышли к дому городского головы.
– Вижу.
– А охраны-то, как у королевского прокурора!..
– Бобер мечтает посадить его на нож, – напомнил Циркач.
– Ну, это конечно, – согласился Черпак. Бобер был командиром другой подростковой банды, которая контролировала другую часть города и враждовала с бандой Синяя.
– Здорова, Синяй, – сказал Черпак, когда они с Циркачом остановились напротив «уродца» на костылях.
– Здарова, урки. Какие дела?
– Хотим за твое здоровье выпить.
– Пейте, мне не жалко, – улыбнулся Синяй.
– На самом деле нужно человечка найти, – перешел на деловой тон Циркач.
– О, Циркач! Радость-то какая! – воскликнул Синяй, как будто только что увидел Ронни. Стоявшие рядом с ним полдюжины оборванцев засмеялись.
– Лобызаться не будем, – сказал Циркач. – Даем тринадцать денимов за помощь.
С этими словами он высыпал монеты в рваную шляпу Синяя.
– Копейки, конечно, совсем никакие, но для старых друзей постараемся, – пообещал Синяй и улыбнулся Ронни.
Когда-то давно Синяй был принят в подростковую банду, но его невзлюбили некоторые из старших. Синяя забили бы, как забивали множество других не понравившихся старшим новичков, но тогда за него, полуживого, вступился Ронни. Он получил шрам на руке, но двое его оппонентов пострадали сильнее, и Синяя оставили в покое.
Циркач подтолкнул напарника, и тот начал расписывать, как выглядит стукач, а спустя полчаса по городу разбежались посыльные и началось просеивание всей городской публики. Циркачу с Черпаком оставалось лишь гулять, зная, что теперь на их стороне несколько десятков помощников.
Дело практически было сделано, и они не спеша шли в сторону базарной площади, самой шумной и насыщенной ворами. Купив у торговки вареного сахара, они жевали тянучки и обсуждали молоденьких служанок, которые в этот час отправлялись перед обедом за зеленью для своих господ.
Неожиданно перед ворами появился Харпер. Он всегда возникал словно из ниоткуда и немало этим пугал окружающих.
– Здорово, воры.
– Здорово, Харпер, – ответил Ронни, убирая руку от штанины, где прятал кинжал.
– Какого хрена ты так выныриваешь, Харпер?! Я тебя чуть на нож не посадил!.. – воскликнул Черпак, но Харпер только усмехнулся.
– На охоту собрались, урки? Кого ловите?
– Не твое дело, – ответил Черпак, но Харпер на него не обратил внимания. Его интересовал только Циркач.
– На мокруху подписался, Ронни?
– А тебе какое дело? – угрюмо спросил Циркач. Ему не нравилось, что этот мерзкий старик читает его, словно книгу.
– Для кого-то мокруха дело обычное, но только не для тебя. Запачкаешься, в тоску провалишься и сопьешься в доках.
– Тебе ли говорить, Харпер? За тобой река кровавая.
Харпер вздохнул и сделался серьезным.
– Ладно, кто старое помянет… Одним словом, повторяю свое предложение – пойдем ко мне работать. У меня не серебро дают, а золото.
– У меня своя банда, ты мне без надобности, – покачал головой Циркач.
– Понятно, на том и распрощаемся. Но напоследок подскажу, что охотитесь вы не на шакала облезлого, а на тигра. Его зовут Счастливчик Мартин, он двадцать лет отмотал в Угле и вышел вполне себе бодренький. Руки как клещи – каленую подкову переломят, так что, урки, опасайтеся.