Сокровища Перу
Шрифт:
Кроме этого рисунка на столе лежало еще много разных бумаг и документов и среди них акт крещения Теодора Эрнеста Цургейдена, выданный более полустолетия тому назад в городе Гамбурге. При виде этой бумаги сердце сеньора Эрнесто болезненно сжалось. «Теодор Эрнест Цургейден» — это было его имя! О, если бы он мог произнести его вслух, если бы он мог услышать из уст Бенно это отрадное слово «Отец», как бы непомерно счастлив был он! Но нет! Тот ангел у порога дома навсегда изгонял его из рая. Неужели Бенно должен был узнать о тяжкой вине своего отца? Упасть так низко в глазах единственного горячо любимого сына, лишиться не только его любви, но, быть может,
Вечером этого дня должны были состояться похороны всех погибших в схватке, а также и двух бедных товарищей и спутников, Михаила и Филиппа, которого нашли с кинжалом в груди. Для всех испанцев вырыта была одна общая братская могила, для Михаила же и Филиппа были приготовлены руками их товарищей две отдельные могилы. Могилу юноши осыпали цветами, все помнили его и сожалели о нем. Рамиро стоял, как убитый, над этой могилой, и когда она наконец сровнялась с землей, упал на колени и долго и громко рыдал.
— Что, сеньор, этот юноша приходился вам сыном? — спросил его кто-то.
— Нет, — ответил Рамиро, — но его мать, умирая, поручила его мне. У него не было ни крова, ни куска хлеба, ни гроша денег, ни друзей, ни родных. Бедная женщина благодарила Бога, когда я предложил ей взять его к себе и сделать из него настоящего человека. Мальчик имел способности…
— Но у него не было разума. Скажите, как это случилось, ведь он еще не заговаривался тогда, когда вы взяли его к себе?
— Нет, тогда он еще не заговаривался! — беззвучно отозвался Рамиро.
Собеседник его не стал дальше расспрашивать, поняв, вероятно, что сеньору Рамиро нелегко поддерживать этот разговор.
Бенно с повязкой на голове и все еще чувствуя себя слабым, стоял подле Рамиро; ему тяжело было смотреть на него, так жалок, так убит был этот всегда такой бодрый и мужественный человек.
— Смотрите вперед, сеньор, пусть Михаил почил последним сном, он теперь счастлив и спокоен, его ничто не мучает и не тревожит, он закончил жалкое существование и слава Богу!
— Да… Бенно! Когда-нибудь после я расскажу вам все!
Между тем в другом конце сада Педро вырыл еще могилу для убитой пумы, и Плутон долго в недоумении стоял над мертвым товарищем, осторожно дотрагиваясь до него лапой, как бы заигрывая с ним, но, когда пуму опустили в яму и стали зарывать, бедняга громко взвыл и стал царапать землю когтями, как бы желая вырыть друга из могилы.
Сеньор Эрнесто молча стоял поодаль и с удрученным видом смотрел на эти похороны. Но вот его внимание было отвлечено двумя индейцами, которые привели к нему одного из его пеонов.
Джиакомо явился доложить своему господину, что они успели угнать в горы стада и табуны, и, таким образом, укрыть их от испанцев. Когда же пеон стал прощаться, говоря, что ему надо вернуться
— Это для того, чтобы раздать их голодающим и бедному населению города, — сказал пеон, — я уж это знаю. Когда город сгорел, вы выстроили за свой счет дома всем беднякам, пострадавшим при пожаре. Когда там свирепствовала лихорадка, вы построили несколько госпиталей и выписали докторов из Лимы, а теперь уж, конечно, хотите накормить голодающих — это ясно. Всякий, кто только знает доброго отца Эрнесто, знает, что он всякому прибежище в беде и нужде!
— Довольно, довольно, Джиакомо, — сказал владелец поместья, — не стоит говорить об этом!
Пеон простился и ушел.
Затем прибыли один за другим несколько шпионов и разведчиков, которые известили добровольцев о том, что неприятель бежит к границе Боливии, что почти вся страна свободна, только Концито и еще другой небольшой городок заняты неприятелем.
Один из них сообщил, что в Концито находится всего несколько орудий и не более тысячи человек солдат. Взять теперь город силой или принудить к сдаче весьма легко угрозой голода, там и сейчас мрут с голоду, как мухи, не только беднота, но и богачи.
— Вы рассчитываете прибегнуть к этому последнему средству? — спросил Рамиро добровольцев, побледнев при этом еще больше.
— Нет, в течение этих суток или еще раньше мы возьмем город силой оружия! — ответили все хором, — ведь мы не изверги, чтобы заставить голодать своих же!
— Ну, вот и путь к познанию и наукам откроется для вас, мой милый Бенно! — сказал доктор, дружески пожимая руку юноши.
Сеньор Эрнесто поспешил отвернуться, он был до того бледен, что на него страшно было смотреть.
— Вы хотите покинуть Перу с первым пароходом? — спросил доктора владелец поместья.
— Да, и Бенно отправится с нами. По прибытии в Гамбург я лично побываю у господина сенатора и напомню ему, что существует еще опекунский совет, к которому я вынужден буду обратиться по делу Бенно в случае, если господин Цургейден не откажется от своих жестоких приемов и не согласится предоставить Бенно свободу поступить в любой из германских университетов. Как известно, люди такой закалки всегда ужасно боятся общественного мнения, этим я и хочу воспользоваться в интересах Бенно!
Сеньор Эрнесто ничего не сказал и вообще в течение всего этого вечера говорил очень мало.
Около десяти часов вечера явился из Концито разведчик индейцев и сообщил, что, вероятно, испанцы узнали о поражении и отступлении своих товарищей, а также еще о том, что корпус добровольцев идет к Концито, потому что они повсюду выставляют усиленные караулы и сторожевую цепь, а горожане целыми толпами покидают город и двигаются по направлению к поместью. В Концито даже за большие деньги нельзя получить ни подводы, ни телеги, ни лошадей, ни мулов. Солдаты врываются во все дома, все обыскивают в надежде найти съестные припасы и где находят, хотя бы и в самом малом количестве, тут же отбирают, а их владельца за утайку подвергают страшным пыткам и даже лишают жизни. Мало того, испанцы решили не только отобрать у жителей все съестное до последней крошки, но еще расставили солдат с ружьями у каждого колодца и вдоль берега реки, чтобы всякого, кто придет за водой, убивать на месте и таким образом лишить несчастных людей не только пищи, но и воды. Так поступали не только с мужчинами, но и с беззащитными женщинами и детьми.