Сокровища Валькирии: Звёздные раны
Шрифт:
— Ты кого кричишь? — спросил он, не отрываясь от занятия.
Зимогор стряхнул остатки неприятных ощущений, как стряхивают сон, и подошёл к Ячменному.
— Тебя, — соврал он. — Кого же ещё?
— Здесь такое эхо — не поймёшь…
— Ты что здесь делаешь?
— Как что? Ягоду собираю, на варенье, — объяснил тот, словно они были дачниками, и болезненно поморщился, трогая голову. — Получается как морошковое по вкусу.
— У тебя со здоровьем всё в порядке? — озираясь, спросил Олег. — Отклонений не замечал?
Ячменный оказался
— Конечно, никакого сравнения! — сказал он и засмеялся, снова хватаясь за голову. — У нас в Вологодской области у народа от двух вещей глаза загораются: от морошки и рыжиков. Если на зиму по кадушке не запас того и другого, да будь у тебя хоть три амбара хлеба, всё равно год голодный. Просто люди с ума сходят! Это как архангелогородцы от трески своей или хохлы от сала! Но здесь сейчас ягоду не берут. Привыкли, что на голову ступени валятся и всё отравлено. А они с весны не падали, значит, ягода выросла чистая, без химии. Да её по вкусу видно! Попробуй? Конечно, не вологодская морошка, но похожа…
— А у тебя зубы не растут? — поинтересовался Олег, между делом пробуя костянику.
— Зубы? Нет, остатки постепенно выдираю. Как год, так одного нет… А ты пробовал варенье из морошки? Или пареную в русской печи?!
— Вообще что-нибудь с тобой происходит? В данный момент?
— Ничего! А что должно происходить? — он насторожился. — Голова побаливает, а так ничего… Нет, понятно, ещё душа болит, такую аварию засадили, станок уделали…
— Станок остался цел и невредим. Постоял и отошёл… Черг-те что!
— Это уже с ним бывало, — отмахнулся начальник партии. — Из него такой дым валил, думали, погорело всё к чёртовой матери!.. И вот, помню, матушка трубу закроет, чуть выстудит печь и ставит. Я хожу и нюхаю — запах! Вернее, лежу и нюхаю, потому что ещё не ходил. И жду! Матушка достанет горшок, откроет, а у меня уж и терпения нет, на слюну исхожу. Посадит за стол, своей старой косынкой подвяжет, и не поверите — целую миску с горкой уплету!
— Ну ты и слон, Ячменный! — восхитился Зимогор.
— Почему слон-то? Да вы бы только раз попробовали!
— Со всеми что-то происходит, с тобой — ничего! Ты что, такой толстокожий, бесчувственный? Но ты же плакал и молился, когда приковал себя к вагончику!
— Да нет, и со мной происходит, — как-то неохотно признался Ячменный. — У меня что-то с головой и во рту сухо… Слушайте, а вы блины с рыжиками ели? У нас в Мардасово это фирменное блюдо. Рыжики отваривают в сливках, ну, тоже в русской печи, потому они получаются… Ну, это рыжики со сливками! Не с чем сравнить! И вот пекут блины, мечут на стол, а ты берёшь его, сворачиваешь руками и в рот. Представляешь, деревянной ложкой черпаешь рыжики со сливками и — в рот! И жуёшь!
— Ты поэт, — сдержанно сказал Олег. — Жалко, проживёшь недолго.
Ячменный замер, готовый соврать, увильнуть, скрыть истину, но вдруг передумал.
— Да, нетрудно догадаться… Действительно, я давно пишу стихи, — радостно и восхищённо признался он. — А как сюда приехал — посыпалось, как из рога изобилия. Не знаю, что и откуда берётся! Словно кто-то на ухо шепчет строчки… Я потом почитаю! Четыреста тридцать стихов написал за каких-то полгода! И каких!.. Это целый большой сборник! И всё в русских традициях поэзии! Не считайте меня за… болтуна, но скоро обо мне узнает весь мир. Потому что я — продолжатель этих традиций!
— И так же плохо кончишь!
— Возможно, — бездумно пожал плечами начальник партии. — Пушкина убили на дуэли, Есенина убили и потом засунули в петлю. Николая Рубцова вообще задушила женщина… Редко кто перешагнул барьер тридцати семи лет.
— Тебе такие страсти не грозят, — заверил Зимогор. — Ты умрёшь вполне современно, банально и очень скоро. Так что и до тридцати трёх не дотянешь.
— Не каркайте, Олег Палыч. Мой талант в самом расцвете! И впереди — прекрасное будущее. Так что мне не страшны ни завтрашние разборки с начальством, ни тюрьма.
— А как насчёт радиационной болезни? Белокровия?
Ячменный отшатнулся, сверкнул глазами.
— Не надо так шутить. Можно и по роже схлопотать!
— Лучше на дуэль вызови!
— Предупреждаю, Олег Палыч! — он стиснул зубы. — Никому не позволю смеяться!
Зимогор неожиданно пришёл в ярость, пнул пакет с ягодой в руках Ячменного.
— Ты же дозу схватил! — заорал он. — Ты схватил смертельную дозу радиации! Ты голыми руками таскал чистый уран!
Тот выронил пакет с костяникой, попятился, но трава, напоминающая плотно растущий бамбук, не давала пройти.
— Когда?.. Почему я дозу?.. Какой уран? Откуда?
— Видел песок? Чёрный тяжёлый песок? Который подняли в последний раз из забоя скважины?
— Нет, не видел!
— Странный ты тип! Ничего он не видит и не слышит!
— Не знаю я никакого песка! — возмутился начальник партии. — Не знаю!
— Как это не знаешь? — наступал Зимогор. — А кто его в бутылку из-под фанты ссыпал? Руками?!
— Я ссыпал! Ну и что? Ссыпал и положил в керновый ящик!
— Это уранит! Или другое радиоактивное вещество, но фон от него, как в реакторе Чернобыля. Такого содержания в природе не бывает! Ты понял?
— Ну, понял… У нас радиометров нет! Как определить? Я же не таракан, не могу видеть радиации!.. Неужели, правда? А я думаю, отчего голова болит? И сухость во рту…
— Сколько было песка?
— Не взвешивал… Килограммов сорок-пятьдесят.
— И весь пропал?
Начальник партии отчего-то стал божиться.
— Весь! До капли! Ни песчинки не осталось! Кто бы знал? Мы думать не думали! Спросите у мужиков!
— При такой концентрации и из такого количества можно сделать ядерную бомбу! Ты это понимаешь? — Олег встряхнул и бросил Ячменного. — Где песок?