Сокровища Валькирии: Звёздные раны
Шрифт:
И если всё это, начиная от аэродромного настила, можно было натащить сюда и установить, то посередине оказалось ни на что не похожее сооружение: на высоком бетонном постаменте торчал просторный стеклянный колпак, чем-то напоминающий будку-фонарь ГАИ у городских перекрёстков. Там, за пультом, виднелась фигура охранника в камуфляже с белой повязкой на лице, и ещё трое таких же, с резиновыми палками и наручниками, стояли внизу — встречали новеньких. Только изнутри стало видно, что люди стояли, упёршись в стекло, не по своей охоте: пятый охранник прохаживался мимо них, не давая обернуться и посмотреть, кого же это привели. Под куполом гнуса не было вообще. Когда входная дверь захлопнулась за
— Руководство компании приветствует вас в Белом Городе — городе будущего, — понёсся из динамиков приятный женский голос. — И приносит свои извинения за строгость порядков, принятых исключительно для вашего блага. Некоторые неудобства, связанные с санитарной дисциплиной в карантине, окупятся в будущем здоровым телом и духом. Вспомните, какие страшные, гибельные заболевания охватили Россию — рак, инфаркт миокарда, туберкулёз, целый букет венерических болезней, чума двадцатого века — СПИД. Но для вас все они в прошлом! Осталось совсем немного — один карантинный месяц и вы свободные, здоровые люди. За этот период каждый из вас пройдёт полный комплекс медицинских обследований в специальном клиническом центре, оборудованном самой современной диагностической аппаратурой. При обнаружении заболеваний вам гарантируется высокоэффективное лечение до полного выздоровления.
Опарин слушал и медленно обводил взглядом пространство. Оно было огромным и всё-таки замкнутым…
— …Каждый, кто изъявит желание остаться здесь более чем на полгода и подпишет долгосрочный контракт, — продолжал вещать женский голос, — получит отдельную бесплатную квартиру и полное довольствие за счёт компании. По его желанию в любом банке мира может быть открыт накопительный счёт, куда будет переводиться заработная плата…
Ещё не поняв, куда он попал, у него уже, как у всякого тюремного сидельца, возникла мысль о побеге…
— Теперь посмотрите на свои кодовые номера, — лился с высот эротически-комсомольский голос. — У кого он в сумме составляет чётное число — завтра с семи утра готовится к медицинскому обследованию. То есть не принимают завтрак и не ходят в туалет. Все имеющие нечет — получают спецодежду и идут на свои рабочие места. Распределение по бригадам состоится завтра во время раскомандировки. Прошу обратить внимание на второй, трёхзначный, номер на ваших визитках. Это обозначение вашей профессии. Все, у кого он начинается с нуля — инженерно-технические работники. Они автоматически вводятся в группу по поддержанию внутренней дисциплины и порядка в карантине.
— У тебя тоже настроение — рвануть когти? — тихо спросил знакомый по Латанге.
— Нет, — отозвался Опарин, делая вид, что слушает условия проживания в карантине. — Мне всё очень интересно.
— А что головой вертишь?
— Осматриваюсь…
— Не понимаю тебя… Видишь, это же зона! Сухой закон, ходить строем, жить под замком… Ты сидел?
— Сидел, — признался Опарин. — Зато здесь бесплатно лечат… Ты же сам сказал, санаторно-курортные условия.
— Думал, тут воля, — он скрипнул зубами, — Под конвоем в двадцать первый век… Даже с хорошей поджелудочной… Не пойду.
После объявления распорядка дня новоприбывшим и тем, кто уже был в куполе, — как выяснилось, завербованным на Украине и доставленным сюда спецрейсом, — раздали по комплекту туалетных принадлежностей и по картонной коробке, где был упакован цивилизованный ужин — заливай кипятком и ешь.
— Прошу к столу, господа, — проворковал ласковый голос в динамиках, закреплённых на штангетах.
Не успели они толком размочить макароны в стаканчиках, как прозвучало объявление, что до конца трапезы осталось четыре минуты. И стало ясно, почему такая спешка: одновремено по трём улицам, которые отлично просматривались из купола (весь город отсюда был как на ладони), шли три колонны в сопровождении охраны в марлевых повязках. А доесть быстро огненную пищу, да ещё пластмассовой ложкой, с которой всё скатывалось, оказалось невозможно, поэтому ужин продлили ещё на пять минут. И всё это время колонны стояли в затылок к друг другу, на комарах, ожидая, когда откроют тамбур. Мало того, новоприбывшие неправильно уложили грязную разовую посуду в коробки, и с электрокаров — раздаточных тележек — всё посыпалось. Пока собирали и укладывали, прошло ещё несколько минут, затем отужинавшую команду поставили лицом к стеклянным стенам и впустили ожидающих.
Их было полторы сотни, не меньше. Молчаливые, усталые, — сразу видно, пришли с работы, — они привычно выстроились на «плацу», и электрокары, управляемые надзирателями, с тихим жужжанием поехали между шеренгами. Люди брали коробки с ужином и оставались в строю, ожидая следующей команды, посматривая на новоприбывших с тихой ненавистью. Опарин осторожно рассматривал старожилов, дабы не раздражать их любопытством: «закрытые» лица, взгляд внутрь себя, каждый поодиночке, сам за себя.
Зрелище странное, неприятно знобящее, словно в стаю попал…
И вдруг задержался взгляд — знакомое лицо! Незабываемое лицо — Эдик Безбожко, с которым вместе сидели в мордовском лагере политзаключённых. Койки стояли голова к голове, и сколько сотен ночей были отданы страстным и душевным разговорам, сколько новых, оригинальных замыслов родилось по переустройству России! И не виделись больше после лагеря — вот будет радости! А главное, он теперь не один!
Безбожко сидел по тяжёлой статье: за террористический акт против ответственного партийного работника, и срок имел солидный — двенадцать лет…
Новоприбывшие тем временем сидели между своих кроватей и изнывали от свирепой страсти — хотелось курить, однако на территории Белого Города эта дурная привычка наряду со многими другими была строго запрещена. Наконец, из фонаря спустился надзиратель с коробкой и стал раздавать курящим куски специального пластыря, объясняя, куда нужно приклеить, чтобы избежать табачной наркотической ломки. Мужики клеили, ждали эффекта и тихо матерились, пока не прозвучал отбой.
Безбожко вместе со всеми почистил зубы разовой зубной щёткой и, склонившись к умывальнику, показал спину: на солдатскую камуфляжную куртку был оранжевый ромб нашит — туз бубновый! И ещё у двух-трёх старожилов такой же… Опарин запомнил койку, на которую улёгся бывший солагерник, и лишь после этого с удовольствием разделся и залез в постель.
Незаходящее полярное солнце висело над горизонтом, простреливало купол, как мыльный пузырь, слепящий свет бил в глаза, и можно было бы повернуться к нему головой, однако тогда его ноги оказались бы возле головы соседа. И заслониться рукой невозможно — не хватало и двух сложенных вместе ладоней, чтобы накрыть рдеющий диск. Поэтому Опарин ждал, когда огромное солнце оторвётся от горизонта, пойдёт в высоту, и пока слушал тихую завораживающую музыку, можно сказать, колыбельную для взрослых. Надзиратели удалились в свой фонарь, откуда просматривался весь спальный сектор купола, и в огромном пространстве его наступило полное состояние неподвижности. Даже пыль в солнечных лучах не клубилась, как обычно, а висела мерцающими точками.