Сокровища Валькирии: Звёздные раны
Шрифт:
— Да откуда я знаю? Керн подменили!
— Врёшь! Был радиоактивный песок. Где?
Тот несколько пришёл в себя, поднял пакет с ягодами.
— Вот вы и ищите — где… И как, интересно, определили? Что радиация?
— Буровой компьютер фиксировал радиационный фон… Гнутый сегодня обнаружил.
— И большая доза?
— Не просто большая… Тысяча пятьсот пятьдесят рентген в час!
— Тогда я был бы уже труп, — уверенно сказал начальник партии, осмотрел руки. — А у меня никаких признаков, всё-таки уже пять дней прошло. Только что-то с головой, и подташнивает… Ага, вот почему в партии изъяли радиометры!
— Сейчас чуть ли не в любом магазине! Но раньше надо было думать.
— Затылок раскалывается… Ноги ватные.
— Но ещё соображаешь? — Зимогор притянул его к себе. — Слушай меня. Ячменный. Не знаю, будешь ли ты жить, узнает о тебе мир или нет, но о радиации пока нужно молчать. Ты меня понял? Проверим сначала. И вообще, случилась авария и больше ничего. На почве пьянки!
— А поверят? — тот выглядел бледным, губы подёрнулись синевой.
— Куда они денутся!.. Эй, что это с тобой?
Начальник партии покачнулся, схватился за Зимогора.
— Слабость… Качает. Что у меня сегодня с головой? Никогда не болела, даже с похмелья…
— Пошли домой! — скомандовал тот. — Не хватало тебя ещё на горбу тащить!
Через полтора часа Ячменный уже лежал пластом в своей избушке. Санинструктор из отделения охраны измерил температуру, посмотрел язык, веки — больше ничего не знал. Вроде бы всё находилось в норме, кроме бледности лица и трясущихся рук.
— Сухость во рту есть? — спросил он.
— Есть, — просипел больной.
— Постоянная жажда мучает?
— Не то слово…
Санинструктор обернулся к Зимогору, развёл руками:
— Если бы в условиях боевых действий, я бы поставил диагноз — влияние на организм проникающей радиации. А если никаких действий, то это похмельный синдром. Нам говорили, первые признаки очень похожи…
Никаких антирадиационных препаратов у него не было, а состояние больного ухудшалось с каждым часом. Следовало бы объявлять тревогу по большому счёту, поскольку не известно точно, каково воздействие этого вещества, на каких расстояниях и сколько человек получили облучение. Неизвестно же, какого джинна выпустили из недр земных? Может быть, и сам уже схватил… Однако начальник партии после долгих уговоров всё-таки согласился выпить разведённого спирта, и вроде бы ему полегчало, заблестели глаза и чуть порозовели губы, хотя это было обманчивым ощущением.
— Теперь надо костный мозг пересаживать? — спросил он вялым голосом.
— Вероятно, придётся… Если поможет.
— Достань из вьючного ящика синюю папку, — вдруг приказал он, изменив обычной своей вежливости. — В самом низу лежит… Прошу, достань!
Зимогор открыл вьючник, нашёл там увесистую, плотную папку без надписей-, крест-накрест перетянутую изолентой.
— Здесь все мои стихи, первый экземпляр, — торжественно пояснил он. — Если умру — сдай в издательство, пусть напечатают сборник.
— Ладно, — буркнул Олег. — Может, обойдётся…
— Вряд ли, — спокойно проговорил Ячменный и прикрыл глаза. — Жаль одного — не съездил в Мардасово…
Зимогор убрал папку назад в ящик, ступая осторожно, вернулся на место — показалось, начальник партии засыпает.
— Костяника! — вдруг подскочил он, — Надо есть костянику! Меня интуитивно потянуло… Я как собака, чую, чем лечиться… Дай мне пакет! Ты принёс пакет с ягодой?
Это напоминало бред, однако Зимогор нашёл пакет, впопыхах брошенный в угол за сапоги, поставил на грудь больного.
— Ешь… Вдруг и правда поможет, — и сам взял горсть ягоды.
— А как это делают? — спросил Ячменный.
— Что — делают?
— Как мозги пересаживают?.. — вымолвил он и мгновенно уснул, будто умер.
Зимогор несколько минут послушал ровное дыхание, осторожно достал из его кармана ключи от кернохранилища и отправился на буровую, где всё ещё находился Гнутый.
Этот великовозрастный ребёнок, у которого отчего-то прорезались и росли новые зубы, человек, возможно, получивший смертельную дозу облучения, этот мастер двадцать первого века сидел за компьютером и с восхищением играл — загонял разноцветные кубики в прямоугольный сектор.
— Не верится мне что-то в радиацию, — понаблюдав за игрой, сказал Зимогор. — Полторы тысячи рентген… И вы ходите тут живые и здоровые?
— А ты видел, как умирают от облучения? — спросил Гнутый.
— Не видел, но представляю…
— Это не дизентерия и не грипп. Человек живёт в приподнятом настроении, отличное самочувствие… И сгорает за пару часов.
— Почему у тебя зубы растут?
— Мутация…
— Можешь замерить общий радиационный фон над устьем скважины? — помолчав, спросил Зимогор.
— Над устьем могу, — нехотя отвлёкся тот от игры. — А в скважине — нет. Датчики установлены под шпинделем, я разобрался. Когда поднимаем колонковую трубу с керном, автоматически идёт считывание информации.
Около получаса Гнутый манипулировал с пультом, менял режимы, однако на мониторе стабильно высвечивалось семнадцать микрорентген — на московских улицах фон бывал повыше. Тогда Зимогор взял с собой мастера и пошёл в кернохранилище: это оставался последний способ проверить, что за чёрный песок выбурили из скважины и была ли действительно подмена керна. Если в ящике какое-то время находилось радиоактивное вещество с сильнейшим излучением, то дерево да и всё кернохранилище будет звенеть. Начальник партии гарантировал, будто заменили только сам керн, а тара осталась настоящей, изготовленной на участке из специальных комплектов досок, которые ни с чем не спутать: из желания блеснуть перед заказчиком, Аквилонов достал из старых запасов и пустил на ящики пиломатериал, используемый теперь лишь для элитной мебели — мелкослойную карельскую сосну, которой разжился, когда несколько лет работал в Карелии.
Они принесли на буровую последний ящик, где, по уверениям Ячменного, лежала пластиковая бутыль с песком, а теперь — запаянные в чёрный полиэтилен столбики «чужого» керна, подставили его под шпиндель, к датчикам, и начали замеры. Прозванивали всё в целом, затем отдельно керн и сам ящик. Радиационный фон столбиков монолитной лавовой породы был даже ниже общего, чуть выше он поднимался, когда проверяли древесину, но это за счёт того, что все долгорастущие, мелкослойные породы деревьев способны накапливать радиацию. Зимогор ничего не объяснял Гнутому, однако тот сообразил сам, предлагал свои варианты исследований, и чем яснее становилось, что в этом ящике никогда не лежало ничего радиоактивного, тем улыбчивее делался мастер, с надеждой ощупывал подрастающие пилочки передних зубов и одновременно приходил в ужас.