Сокровища Валькирии: Звёздные раны
Шрифт:
Наконец лучистая корона засветилась ярче, набрала силу и пошла вверх, ослепив надзирателей в фонаре: теперь нижний мир купола скрылся в контрастных сумерках. Опарин осторожно подобрался к кровати Безбожко и присел на пол у его изголовья. Бывший террорист спал сном младенца, но от лёгкого толчка мгновенно проснулся.
— Здорово, Эдик, — прошептал Сергей. — Я тебя узнал.
Безбожко почти не изменился, разве что взгляд стал бегающим, и сам будто слегка пришибленный, — видно, нелегко дался остаток срока, после того как расстались. А может, подействовала обстановка города всеобщего счастья…
Эдик уставился на Опарина — не узнал, мельком глянул на визитку.
— Кто такой? Я тебя
— Неужто трусливый стал, Безбожко? А помнишь, как целыми ночами говорили? Голова к голове…
— Серёга? Опарин?..
— Вот, оказывается, помнишь…
Ночное солнце наполовину спряталось за дальние сопки — всё, что осталось от высоких бортов кратера, растёртых ледником. Бывший солагерник пригнул голову Опарина, прошептал:
— Лезь под мою кровать, засекут.
И спустил ему подушку. Сергей закатился в тесное пространство под солдатской койкой, спросил оттуда:
— Тут какое-нибудь общение предусмотрено? В ленинской комнате, например, в красном уголке?
— Шутник ты, Серёга… Ты почему здесь-то? Твои статьи читал, молодец. А может, дурак…
— А ты как сюда?
— Мне деваться было некуда. Или новый срок лет на двадцать пять по новому кодексу, или в будущее.
— Опять рванул секретаря?
— Хуже, брат… Но лучше об этом молчать, — не сразу сказал Безбожко. — И ты молчи, если хвост в той жизни остался.
— Не осталось вроде хвостов…
— Смотри… Из Белого Города никого не выдают, тут своя епархия. Но стукачей кругом тьма, каждый второй. А у нас на зоне — помнишь? Только каждый пятый. Нет, конечно, жить можно. Кормят хорошо, лечат на самом деле бесплатно, зубы вставляют, у кого нет… Но отсюда не вырваться! Слышишь голос?.. Это они дают установку, на сонные мозги давят — не пить, не курить, не нарушать дисциплины… Слышишь? Вот тебе всё общение.
И в самом деле, из-под купола струился едва различимый, шуршащий голос — какой-то несвязный набор слов, сопровождаемый такими же несвязнымими космическими звуками.
— Так что влетел ты по-крупному теперь насидишься до опупения, — продолжал Безбожко. — Ладно, мне податься некуда, разве что в бандиты. Для нашего брата и такая жизнь сойдёт, главное, думать не надо, живи, как трава… Но ты-то, популярный журналист, и на рожу посмотреть — не дурак… Ты-то на что клюнул? Тыщу баксов пообещали?
— Сначала расскажи, что это за организация такая? Санаторно-курортная?
— А ты ещё не понял? Великая стройка общества двадцать первого века…
— Если без лирики? Ты давно здесь?
— Скоро месяц, — прошептал Безбожко, свесив голову. — Видишь, пока ещё держусь. Некоторые и того меньше, но уже в полном отрубе, ничего не понимают. Им уже нравится здесь. А есть ничего, нормальные, только им видишь — бубнового туза на спину шьют, это вместо полосатых курток…
— В куполе долго продержат? Раньше-то можно отсюда уйти? Или нет?
— После карантина отберут тех, кто подпишет долгосрочный контракт. Поселят в отдельных квартирах и сделают натуральными рабами! И называются они после этого Белые Братья. Первая русская община свободных тружеников! Здоровый образ жизни у них как вера, понимаешь? Как религия. По утрам зарядка, потом молитвы поют, труд славят — как идиоты! И денег уже не спрашивают. Коммунистам за семьдесят лет не удалось сделать того, что эти братья за месяц с человеком делают… Их уже тысяча триста пятьдесят душ здесь живёт, отсортированных. За особые заслуги и хорошую работу дают женщин. Они тут общие, представляешь! Как в коммуне!.. Кто не подписывает контракт — всех в общагу. Натуральный штрафной изолятор. Заставляют долги отрабатывать. А их никогда не отработаешь!
— Чем вы тут занимаетесь?
— В основном метро копаем. Не копаем, конечно, а взрывчаткой рвём…
— Алмазы добываете?
— Добывают Белые Братья. Пока в карантине — не доверяют. И зачем ты залез сюда? В Латанге попал в ловушку?
— Нет, я знал, куда еду, — вздохнул Опарин. — Не ожидал, что идею мою перехватили…
— Твою идею?
— Здесь же родина человечества, Беловодье…
— Зона тут, с особым режимом!.. И вырваться невозможно. — Безбожко всунул голову под кровать. — Уже пробовали, бунтовали, пытались разоружить охрану, вырваться. Стёкла эти не разбить, пули не берут, а они сразу каким-то газом давят, от которого… ну, сразу в штаны наделаешь, всё расслабляется. И из ружей бьют, резиновыми пулями и картечью. В общем, уделались, задавили нас, организаторам бубновых тузов на спину…
— Нелогично.
— Что тебе нелогично?
— Селить бунтарей вместе с новенькими. Наоборот, изолировать надо.
— Специальный расчёт. Так легче выявить склонных к бунту и побегу. Мы как раздражители здесь сидим. Тут за всеми секут… Короче, из карантина не уйти.
— Я бежать не собираюсь пока, — прошептал Опарин. — Мне бы всё посмотреть, оглядеться…
— Надо прикинуться, что сломался, переселят в квартиру, — стал терять интерес к нему бывший солагерник. — Но это не так-то просто, глады тестируют, а в тестах такие вопросы — раскусывают сразу… Зачем тебе это? Там как в одиночке, потому что кругом одни суки, стучать будут каждый шаг. Здесь свободнее, заполз к кому-нибудь под кровать и поговорил. Они не успели ещё аппаратуру установить. А все квартиры радиофицированы, полный контроль, на ночь включается центральный замок.
— Как это — центральный?
— Ну, как на машине: кнопочку на пульте нажал — все двери заперлись, — пояснил Безбожко. — Бежать можно только когда на смене, из рабочей зоны. У меня три надёжных человека есть, ещё бы парочку. В общаге они, полсотни самых ярых бубновых тузов там сидят. Но к ним не прорваться, глады никого не подпускают, и работают они отдельно…
— Глады? Это что, охранники?
— Нет, главы администраций, что-то вроде прорабов. Бывшие суки, но которые уже с потрохами продались, осознанно. — Эдик ещё ниже спустил голову под кровать, глаза стали наливаться кровью. — Я всё придумал. Есть два варианта: один шумный, с захватом города, второй тихий, и нужно человек пять-шесть. В городе комендантский час с десяти и до семи утра. Патрулируют надзиратели и эти суки, вроде как дружинники. Прорываться сквозь проволоку и бежать по тундре бессмысленно. На вертолёте догоняют в десять минут, это уже было… Видал, на аэродроме стоят несколько «этажерок», «авиатики», но это всё игрушки. Есть только две серьёзных машины, «восьмёрка» и полярная «шестёрка» с дополнительными баками. Куда-то они далеко летают… Есть человек, профессиональный лётчик, любую поднимет… Только там охрана с автоматами, по два человека ночью и дежурные пилоты. Это не много, справимся…
Шелестящий, призрачный голос заполнял всё пространство, насыщал его, будто невесомая и неподвижная пыль в свете ночного солнца, не тревожа, не трогая слуха, вдыхался вместе с воздухом и, как кислород, усваивался в кровь:
— Всё будет хорошо… Человек, идущий по узкому пути, ищет света… Кандидаты испытываются посвящёнными… Новый континент поднимается из океана…
— Мне рано бежать, — Опарин зажал свои чувства. — Если уж попал сюда, надо изучить опыт…
— Да тут же через три недели лето кончится! А бежать надо, пока снег не выпал!.. И пока мозги не съехали. Из последних сил держусь… Всё происходит незаметно, как только потерял контроль над собой — всё, ты уже Белый Брат. — Безбожко скрипнул зубами. — У них здорово методика отработана, мозги отмораживают на счёт раз…