Сокровища Валькирии: Звёздные раны
Шрифт:
— Я должен непременно войти в его Чертоги? Чья это воля?
— Твоей Валькирии.
— Валькирии?! Но где она?
— Встретит после чистилища.
— Добро, — согласился он. — Тогда веди… Что я должен делать?
— Брось оружие здесь, — велела Дева. — Ступай за мной.
Мамонт скинул с плеча автомат, сделал несколько шагов за ведуньей и остановился.
Солнце катилось за гольцы, багровый свет раскатывался по заснеженным вершинам, а от разогретой земли поднималось марево, изламывая лесистые курганы. Когда багровый шар медленно скрылся
— Идём! Ты скоро увидишь иной свет в Чертогах Атенона.
Как только солнце село, в Манорае начало стремительно темнеть и, пока ведунья влекла его за собой, котловину затянуло густыми сумерками.
Она остановилась у воды — каменная лестница не кончилась, уходила в озеро, но поверхность его напоминала старинное серебряное зеркало и не просвечивала, слабо отражая последнюю ступень. Мамонт ощутил холод плиты под босыми ногами…
Полуголая ведунья подала ему факел, иначе называемый здесь светоч.
— Освети себя. Я ничего не вижу!
Он послушно поднял огонь над головой, глаза Девы оживлённо блеснули, прозрели, заискрились крупные самоцветы на ножнах и рукояти ножа, висящего между обнажённых грудей. Но она всё равно вела себя как слепая — на ощупь отыскала и выдернула нож, после чего приблизилась к Мамонту и стала срезать с него одежду. Сначала вспорола рукава до плеч, затем соединила разрезы через грудь, и куртка вместе с рубашкой упали к ногам. Лезвие было настолько острым, что кожа и ткань распадались под ним без всякого звука, точно так же нож дважды скользнул по джинсам, и лишь чуть звякнула металлическая заклёпка, рассечённая надвое, и стальной браслет часов…
Ведунья спрятала нож и взяла его за левую руку.
— Ступай за мной. И береги огонь!
Она шагнула с последней ступени в серебряное зеркало, совершенно не потревожив глади, и нога её будто растворилась. Когда Дева сделала следующий шаг, погрузившись по колено, Мамонт ступил за ней и не почувствовал воды, хотя на вид она казалась ледяной и тяжёлой.
— Смелее, — подбодрила она и крепче сжала его руку. — Ничего не бойся. Мёртвая вода — это пустота.
Белая ткань, которой были обвязаны бёдра Девы, не тонула и, оставаясь сухой, плавала на поверхности. Ещё через две ступени зеркальная гладь достигла её груди и поплыл стальной нож…
— Береги огонь! — ещё раз предупредила она и шагнула вглубь с головой.
Над водой оставалась её вытянутая рука, ведущая Мамонта.
Он поднял факел повыше и нащупал ногой следующую ступень. Серебро матово блеснуло у самого подбородка. Машинально сделав последний вздох, Мамонт погрузился в пустоту, и последней картиной, запечатлённой зрением, был мерцающий сполох светоча.
И казалось, этот свет продолжает светить под водой. Рука Девы влекла его глубже, и он из последних сил тянул правую руку вверх, опасаясь погасить огонь, и двигался уже на цыпочках. Наконец, ступени кончились и почти сразу же начался подъём. Выходная лестница оказалась много круче, и когда Мамонт вынырнул из воды, ведунья стояла по колено и улыбалась.
— Ты слишком старался сохранить огонь, — проговорила она. — И не замочил кисть правой руки. Теперь береги её, как берёг светоч. Это твоё уязвимое место, твоя пята Ахиллеса.
Дева вывела его из мёртвой воды, сама оставшись совершенно сухой, сняла с бёдер полотнище ткани и принялась осторожно вытирать Мамонта, точнее, промокать влажные волосы и свинцовые капли на теле. Он же стоял, не ощущая ни своего тела, ни прикосновения её рук; слегка мозжило только правую кисть, сжимающую древко факела.
Потом ведунья сдёрнула с него покрывало, и в тот же миг Мамонта опахнуло ветром, павшим с неба, от ярких мерцающих звёзд затрепетал светоч. Летящая камнем птица раскинула крылья над головой и опустилась на правое плечо, вонзив когти в кожу. Он увидел, как из-под хищных мохнатых лап заструилась кровь, но боли не было.
— Это вернулась твоя душа, — сказала Дева и бережно высвободила из его руки крепко зажатый факел.
Рядом с ней оказалась ещё одна ведунья, неотличимая, как сестра-близнец, разве что опоясывающее бёдра покрывала другого, красного, цвета и от этого полуобнажённое тело слегка отдавало розовым. Она взяла его за правую руку и он ощутил тепло её ладони.
— Теперь ступай за мной.
Земли почти не было видно, бесчувственные ступни ног опутывала трава, затем с лёгким шуршанием посыпались камни. Сокол на плече изредка раскидывал крылья, удерживая равновесие, и глубже всаживал когти. Дева в белом шла с факелом впереди и освещала не дорогу, а пространство над головой. Сначала Мамонт увидел неясное розоватое свечение впереди и скоро ощутил под ногами ступени.
Ведущая также остановилась у сияющей воды, крепче стиснула руку.
— Перед тобой живая вода. Рождение — это всегда боль. Если станет невыносимо, кричи.
Он стиснул зубы и шагнул за ведуньей, словно в кипяток. Инстинктивно шатнулся назад и чуть не выдернул руку из её руки, сокол на плече забил, затрепетал крыльями, пронизывая когтями мышцы; Дева удержала Мамонта в последнее мгновение — за мизинец.
— Не пройдёшь сквозь живую воду, — останешься навсегда мёртвым, бесчувственным, — ласково предупредила ведунья. — Сделай ещё шаг, а третий будет легче.
После третьего шага вода достала горла, птица уже била крыльями беспрерывно, широко раскрывая клюв. Глаза её подёрнулись мертвенной белой плёнкой…
Дева тем временем была уже под водой. Мамонт разжал зубы, крикнул и почудилось, звёзды дрогнули на небосклоне и дождём посыпались на землю. А сокол ударил в последний раз крыльями на свободе и потом забился где-то в груди, под ложечкой.
Огненная вода покрыла его с головой и сразу же отступила боль, ибо он весь превратился в рану.
По дну озера Мамонт сделал, казалось, всего один шаг и сразу же ощутил под ногой первую ступень лестницы, ведущей вверх.
Над землёй всходило солнце, багровый шар лежал на горизонте и ещё не лучился, и на его фоне плавилось и истекало раскалённой лавой огромное дерево.