Сокровища Валькирии. Страга Севера
Шрифт:
— Вы настоящий Мамонт… Наконец-то я увидела вас.
Русинов не поддержал разговора. Наверное, Августе можно было доверять всё, если он, по настоянию пчеловода, доверил ей сейчас свою жизнь и дальнейшую судьбу; похоже, она могла как-то прояснить, куда они едут и зачем, но неприязнь, неприятие «постельной разведки», как чёрная краска, не стирались в сознании дочиста.
— Иван Сергеевич всё время переживал за вас, — продолжала она с паузами. — А я пыталась успокоить его, потому что знала каждый ваш шаг… Мне приятно, что я участвую в вашей судьбе…
Он вдруг понял, что под тончайшей тканью платка нет волос,
— Где ваши волосы? — помимо воли спросил Русинов.
— Я сделала стрижку, — бросила она и, оставив на секунду руль, подтянула концы платка на затылке. — Вижу, вам не хочется уезжать отсюда? О да! Нет лучше места!.. Однажды мы сидели и мечтали построить домик и родить много детей. Моё сердце навсегда здесь, и мои дети здесь, и домик стоит… О да! Только невидимый, светлый, как память.
Машина катилась под гору и вступала в ночную темноту, хотя плоские вершины лесистых гор на горизонте были ещё залиты солнцем. Автоматически включились габаритные огни, а потом и фары. Августа выключила свет, хотя ехать без него по захламлённой камнями и деревьями дороге становилось опасно. Лица её уже было не различить в зеркале, остались лишь голос и топкий профиль.
— О да! Я знаю, мне больше никогда-никогда не вернуться сюда. Еду без оглядки. В России есть поверье: оглянешься — тосковать станешь. И чужая земля никогда не приютит душу.
Русинов машинально оглянулся назад и ничего, кроме густых сумерек и дальних светло-розовых гор, не увидел.
«Постельная разведка» была не такой уж примитивной, как представлялось раньше. Видимо, Иван Сергеевич оценил это и потому подпустил к себе. Не мог же он знать, кто она на самом деле, если даже Пётр Григорьевич не догадывается о её роли в среде хранителей «сокровищ Вар-Вар». Кто она? Авега? Варга? Страга? Или Валькирия? Не потому ли она лишилась волос и теперь едет неведомо куда?
Некоторое время они ехали молча, в темноте, однако машина ни разу не зацепила пень на обочине, не громыхнул камень под днищем. Что могла видеть Августа, если Русинов, обладая великолепным зрением, ощущал желание вытянуть вперёд руки, чтобы не удариться о сосну или глыбу, внезапно встающие на дороге?
— Может быть, включить свет? — нерешительно спросил он. — Вроде бы всё спокойно…
— С любой горы нас заметят очень далеко, — посожалела Августа. — Боюсь, меня засекли, когда ехала туда. Не хочу неприятностей, а мне нужно привезти Мамонта. Настоящего, живого Мамонта. — Показалось, она улыбнулась в темноте. Не беспокойтесь, я ночью вижу как кошка.
Ещё через десять минут горы погрузились в непроглядный, осенний мрак. Дорога же становилась лучше, и Августа лишь прибавляла скорости. Где-то впереди, внизу, замелькали огоньки Ныроба, и у Русинова отлегло от сердца: опасаться было некого. Но вдруг она выключила двигатель и плавно затормозила, съехав на покатую обочину.
— Впереди две машины. Стоят с потушенными фарами. Мне не нравится.
Сколько бы ни вглядывался Русинов в темноту, ничего, кроме белёсого пятна гравийки за капотом, не увидел. Августа что-то подала ему.
— Возьмите… До них триста метров. Попробуйте сосчитать людей.
Он нащупал в темноте предмет и понял, что это водительский прибор ночного видения армейского образца. Неизвестно, кем она была на самом деле, но профессиональный разведчик — несомненно. Русинов приник к наглазникам и натянул на голову резиновый ремень. Тьма сразу раскрасилась зеленью, чётко обрисовались деревья, камни, дорожная лента, уходящая вниз, и два ярких салатных автомобиля на обочинах друг против друга: горячие двигатели источали тепло…
Между ними двигался человек.
— Вижу одного, ходит как часовой.
— Остальные в машинах, — предположила Августа и тихо рассмеялась: — Ищут Мамонта! А Мамонт сидит в моей машине.
Ему было неловко спрашивать женщину, что они будут делать, хотя он имел на это право, ибо приказали выполнять её волю. В голове сидело лишь две мысли — прорваться с боем либо вернуться назад, на пасеку: Ольга наверняка пришла, может быть, в таком же шёлковом платке, стягивающем «стрижку».
— Тебя нет в машине, — вдруг сказала Августа, обращаясь на «ты». — Мамонт бродит где-то в горах. Я еду одна.
— Мне выйти? — спросил Русинов.
— Нет, — жёстко проговорила она. — Сиди спокойно, расслабь руки… Тебя нет здесь. Ты в горах… Нет! Ты сейчас с Валькирией. Думай о ней! Думай только о ней! Она же прекрасна, правда? Ты берёшь её волосы и расчёсываешь гребнем… Думай! Закрой глаза. Опасности нет! Потому что ты рядом с Валькирией. Пожалуйста, Мамонт, думай и не прерви думы своей, пока я не скажу тебе. Тебя здесь нет… Они слепые, и я отведу им глаза.
Русинов откинул голову на высокую спинку, разжал кисти рук, скованные на автомате. Возрождать образ Валькирии не было нужды: он всё время стоял перед взором и притягивал мысли. Ему почудилось, будто пальцы снова скованы золотым гребнем и между ними мягко струятся невесомые пряди. Реальность воспринималась как фон, как некая бегущая мимо картина чужого бытия, с которой не было никакой связи. Ему стало безразлично, что взревел мотор, включился яркий свет и машина понеслась вперёд. Это его не касалось и не волновало, потому что никто не мог нарушить их уединения и высшего ощущения близости. Где-то в другом мире перед капотом очутился рослый инспектор ГАИ в бронежилете, каске и с автоматом у живота. За его спиной маячили ещё какие-то неясные фигуры. Послышалась шведская речь, затем английская: кто-то задавал вопросы, кто-то отвечал, потом салон осветили фонарями, но свет их не мог достать той выси, в которой они, оторвавшись от земли, парили сейчас только вдвоём. За тридевять земель, внизу, хлопнула крышка багажника, в боковом стекле обозначилось улыбающееся лицо в тяжёлой каске до глаз, и машина вновь зашуршала колёсами по земной хляби. Он же с замирающим дыханием возносил руку над плывущими в воздухе волосами и проводил гребнем, насыщая их сверкающим горным светом.
— Довольно, довольно, Мамонт! — услышал он насмешливый голос, и лёгкий удар в солнечное сплетение мгновенно вернул на землю: руки оказались скованными стальным, тяжёлым автоматом.
Машина летела по асфальту с зажжёнными фарами, перед глазами роилась зелень приборов на панели.
— У вас неплохие способности, — похвалила Августа. — И подходящий возраст… Я знаю, вам хочется добывать соль в пещерах. Всякий, кто прикоснулся к «сокровищам Вар-Вар», будет вечно стремиться к ним… Но не спешите, Мамонт. Соль Вещей Книги горька в молодости. Вам бы научиться ходить по земле, чтобы нести эту соль на реки.