Сокровище Джунаида
Шрифт:
До последней минуты Владимир старался всеми правдами и неправдами добыть заветные ключи. Он прибегал к изощренной дезинформации, не брезгуя и простым враньем — комендант на провокации не поддавался; пробовал оказывать на начальство давление, козыряя своей незаменимостью — и лишь убедился, что незаменимых нет; пытался бить на жалость, выжимать слезу — и понял, что слезам никто не верит. До самого увольнения майор Яшчур не доверил ему ключи даже на минуту, зная, видимо, манеру прапорщиков тащить перед отъездом все, что попадется под руку. Украсть обещанное страшному Упырю оружие так и не удалось. Поэтому, собирая контейнер и в последний раз оформляя
Впрочем, было у него одно здравое соображение: пока контейнер дотащится до Ставрополя, пройдет месяца полтора-два. Порядка-то на железной дороге теперь нет. А за это время, глядишь, или что-то придумается, или что-то случится, или что-то изменится…
И не ошибся.
Переезд остался в памяти дикой толкучкой Домодедово, волглым бельем плацкартного купе и криками вокзальных торговок — «Риба-риба! Пщенка-пщенка!», причем «пщенкой», к удивлению Деревянко, оказалась горячая вареная кукуруза.
Первая неделя на новом месте, как всегда, прошла в радостных хлопотах: расставляли по-новому мебель, решали, что нужно купить в первую очередь, мыли, чистили, оттирали… У Владимира даже страх перед Упырем как-то отдалился, сгладился. До прибытия контейнера оставалась еще уйма времени, и Деревянко утешал себя: «Ничего, ничего. Пока контейнер не пришел — как-нибудь отбрешусь… А потом…»
Но отбрехиваться не пришлось. То есть почти не пришлось.
Как раз на девятый день после их прибытия уже довольно поздно вечером раздался длинный, требовательный звонок в дверь. Валентина тревожно взглянула на мужа, только что безмятежно потягивавшего пивко у телевизора и вдруг напрягшегося как струна.
— Сиди, я сам открою, — хрипло сказал он, хотя жена и не собиралась идти открывать. Она здесь еще вообще никого не знала. Даже соседей.
На ватных ногах Владимир пошел к двери, и горько пожалел, что со дня на день откладывал установку дверного глазка: теперь бы не пришлось надеяться на «авось».
— Кто там? — спросил он, внезапно осипнув.
— Это я, Вован! Открывай, — раздался знакомый голос. Но радоваться этому знакомству или нет — Деревянко не знал: за дверью стоял Упырь.
Глава вторая.
УПЫРЕВ ДЕЛАЕТ НОГИ
Упырева подвел гуманизм. Нет-нет, он не был ни лохом, ни размазней: все как у пацанов положено — участвовал в «терках», махался, стрелял, когда надо. Только не любил лишней крови. За всю свою стремительную бандитскую карьеру он ни разу не убил, если достаточно было просто напугать. А напугать мог кого угодно.
Когда ефрейтор погранвойск после службы вернулся в родной Ставрополь, у него возникло ощущение, что он ошибся городом. Краевые, городские и прочие власти, затравленные митингами, изо всех сил старались быть невидимыми. Зато уголовные группировки, воротилы теневого бизнеса и «оборотни в погонах» — те, кто раньше старались не привлекать к себе внимания, — теперь орудовали открыто и нагло. Выше всего был спрос на грубую физическую силу, и, конечно, Алексея не могли не заметить. Поняв к тому времени, что за нормальную работу нормальных денег нигде не платят, он принял одно из самых лестных предложений и вошел в процветающую «бригаду», поначалу рядовым «быком». Впрочем, ненадолго: рядовым он быть никак не мог, хотя бы в силу габаритов. Те вопросы, которые другим приходилось решать членовредительством и стрельбой, Упырев решал одним своим появлением.
В результате Алексей быстро вошел в число руководителей «бригады» — возглавил боевую структуру, обеспечивающую практическое, то бишь силовое решение различных задач. Довольно скоро он понял, что рэкет — не такая простая штука, как кажется: пришел — обидел — получил… Тут, главное, не зарезать курицу, несущую золотые яйца. А для этого надо самому хоть немного разбираться в бизнесе. Если видишь, что торговец наглеет, накручивает на товар сто и больше процентов — такого можно не жалеть, выставляй его хоть на половину прибыли. Потому что он и сам, скорее всего, в недалеком будущем прогорит. Жадность — плохой советчик в бизнесе. А вот если человек накручивает по-божески, в расширение вкладывается — такого поберечь нужно. Налог с него будет постоянно расти — не за счет повышения процента, а за счет увеличения оборота. Но, к сожалению, в «бригаде» не все это понимали.
В верхушку ОПГ, как именовалась их компания на языке милицейских протоколов, входил один мерзкий тип — Лехе он сразу не понравился. Звали его Халявой, потому что это было его любимое словечко и средоточие жизненной философии, а в бригаде он исполнял обязанности главбуха — считал прибыль-убыль, куда чего пошло и откуда что поступило. Считать он умел хорошо, особенно чужие деньги. А вот что касается ведения дел… Казалось Упыреву, что не понимает Халява тех тонкостей, которые сам Леха просек очень быстро. Или понимает, но действовать соответственно не хочет — жаба давит. Не щадил он цыплят, которые могли бы вырасти в тех самых кур-несушек. При этом сам Халява в силу хилого телосложения никогда в операциях не участвовал, а появлялся только на конечном этапе, когда клиент под предварительным воздействием «силовиков» был уже на все согласен. Вот он-то и доводил «переговоры» до конца — оценивал возможности бизнеса, вызнавал детали и назначал процент.
Противно было Упырю глядеть, как здоровые мужики, которые могли бы растереть самого Халяву по столу как таракана, вынуждены, скрипя зубами, терпеть его поганые шуточки и отвечать на его поганые вопросы. Еще противнее было сознавать, что все это — результат его, Лехиных, а также его подчиненных целенаправленных усилий. Но — что делать? Работа есть работа.
Так бы и продолжалось, но однажды Халява поднял вопрос о том, чтобы значительно повысить процент одному бизнесмену, которого Упырев относил как раз к категории уже состоявшихся «золотых несушек». Это был настоящий мужик, поднявший дело с нуля и пахавший как вол, стараясь расширить и укрепить бизнес. Леха лично раз в месяц ездил к нему за деньгами, и они вроде бы даже немного подружились. По крайней мере установилось между ними что-то вроде симпатии и взаимопонимания. И вот теперь… Упырь не удержался и, перебив бухгалтера, сказал:
— Я против. На таких условиях ему придется свернуть дело, и мы вообще ничего не будем получать.
Халява тут же окрысился:
— А кто тут у нас голосок подал? Забыл, кто финансами заведует? Ты кто — «бык»? Вот и быкуй на здоровье, только не здесь! Знай свое место!
— Ты, финансист сраный, — не выдержал Упырь, — ты знаешь, что такое «беспредел»? Имей в виду, когда-нибудь это может плохо кончиться!
— Что значит — «плохо кончиться»? Я что, должен кого-то бояться? — взвился Халява. — Тогда для чего мы вообще платим тебе деньги?…
Доказывать что-то бухгалтеру было бесполезно, да и не блистал Леха красноречием. Руководство в том споре поддержало Халяву, считая, что его бухгалтерский опыт позволяет правильнее оценить ситуацию, но Леха остался при своем мнении. Когда ему велели готовиться к выезду, он сказал:
— Не поеду. Халява это затеял — пускай сам и расхлебывает.
— А ты что же? — спросил его Прохор, крупный воровской авторитет, возглавляющий группировку.
— А ничего. В беспределе участвовать не собираюсь.