Сокровище влюбленных
Шрифт:
Кошмар, занявший всего несколько минут, растягивался в мучительные часы. Каждое движение с жуткой четкостью замедленной съемки проплывало перед мысленным взором.
Мэтью медленно сжал кулак, вспомнив, как пальцы Бака стискивали его руку. Только поэтому он знал, что Бак еще жив…
«Проклятие Анжелики», думал Мэт, сломленный горем и угрызениями совести. Может, Бак был прав. Дьявольское колье затаилось на дне в ожидании очередной жертвы.
Мэт разжал кулак, с силой потер лицо. Море и колдовское колье уже отняли двух людей, которых он любил, но больше никого не отнимут.
«Наверное, я сошел с ума, — подумал он. — Человек убил отца, акула покалечила Бака, а я придумываю жалкие оправдания собственного бессилия. Я не смог уберечь их и обвиняю в этом побрякушку, которую никогда не видел».
Если бы он был более быстрым и более ловким, Бак не потерял бы ногу. Если бы он был умнее и хитрее, отец был бы еще жив.
Как он сам. Целый и невредимый. И груз своей вины ему придется нести до конца жизни.
Мэтью подтянул колени, прижался к ним лбом, пытаясь прояснить путающиеся мысли.
Бомонты ждут чуть дальше по коридору в приемном покое, но он сбежал от них, боясь совсем расклеиться. Если у Бака и есть шанс выжить, то только благодаря выдержке и умению Мариан. Именно Мариан взяла ситуацию под контроль, не забыла захватить с яхты все необходимое.
А он не смог даже заполнить больничные бланки, просто бессмысленно таращился на них, пока Мариан не забрала у него дощечку с зажимом и, терпеливо задавая вопросы, сама все не заполнила.
Как страшно обнаружить собственную бесполезность!
— Мэтью… — Тейт присела перед ним, вложила в ладони пластиковый стаканчик с кофе. — Пойдем в приемную.
Он отрицательно покачал головой, машинально поднес стаканчик к губам. Склоненное над ним лицо Тейт было бледным от пережитого потрясения, глаза воспалились от слез… но он мысленно видел, как она неслась мимо него к оскаленной пасти акулы.
— Уйди.
Тейт села рядом с ним, обняла за плечи.
— Мэтью, Бак выкарабкается. Я знаю.
— Ты что, еще и предсказательница?
Подавив обиду, Тейт положила голову на его плечо.
— Очень важно верить. Это помогает.
Она ошибается. Верить очень больно.
Мэтью отстранился, вскочил на ноги.
— Я должен пройтись.
— Я с тобой.
— Нет. Ты мне не нужна. — Боль, страх, чувство вины, горе взорвались в нем бешеной яростью. — Мне никто не нужен! Слышишь? Никто!
Тейт задрожала, на глаза навернулись слезы, однако она не отступила:
— Мэтью, я не оставлю тебя одного. Начинай привыкать к этому.
— Ты мне не нужна, — повторил он, оттолкнув ее к стене. — Ни ты, ни твоя милая семейка. Почему бы тебе не убраться отсюда вместе с ними?
— Потому что Бак нам небезразличен. — Слезы Тейт проглотила, но говорила с трудом. — Как и ты.
— Вы нас совсем не знаете. — Он смотрел на нее отчужденно, враждебно. — Вы явились сюда поразвлечься охотой за сокровищами да погреться на солнышке. И вам повезло. Вы и представить себе не можете, что значит работать до одури месяц за месяцем, год за годом и ничего не находить. Умереть, так ничего и не найдя.
— Бак не умрет, — прошептала Тейт.
— Он уже мертв. — Ярость утихла, и глаза Мэта погасли, словно выключился свет. — Он умер в ту секунду, когда оттолкнул меня. Проклятый идиот оттолкнул меня.
«Я должен был погибнуть, не Бак», — звенело в ушах Мэта, усугубляя чувство вины.
— Он оттолкнул меня и загородил собой. О чем он думал, черт побери? О чем ты думала? — Беспомощный гнев снова заклубился в нем, разрывая внутренности. — Ты что, ни черта не соображаешь? Когда акула чувствует кровь, она бросается на что угодно. И нам повезло, что еще дюжина не явилась подкормиться. О чем ты думала, идиотка?
— О тебе. И я, и Бак думали о тебе. Не знаю, смогла бы я жить, если бы с тобой что-то случилось. Я люблю тебя.
Мэтью ошеломленно уставился на нее. Никто еще за всю его жизнь не говорил ему этих слов.
— Ну и дура.
— Возможно. — Тейт закусила дрожащие губы. — Но и ты не лучше. Ты думал, что Бак умер, но не оставил его. Мог сбежать, но не сбежал. Почему ты не бросился к яхте, Мэтью?
Он только затряс головой, а когда Тейт шагнула к нему и обняла, беспомощно уткнулся лицом в ее волосы.
— Все будет хорошо, — прошептала она, гладя его вздрагивающие плечи. — Все будет хорошо. Только не отталкивай меня.
— Я приношу несчастье.
— Глупости. Ты просто встревожен и измучен. Пойдем. Будем ждать все вместе.
Они ждали, погрузившись в то странное оцепенение, какое часто охватывает здоровых людей в больницах. Вокруг двигались люди, бесшумно ступали по плиткам резиновые подошвы тапочек медсестер. Пахло кофе, антисептиком и безнадежностью. Иногда в приемную доносился легкий шелест открывающихся и закрывающихся дверей лифта. Потом добавилась дробь дождя по оконным стеклам.
Тейт задремала, положив голову на плечо Мэтью… и проснулась, как только его тело напряглось, инстинктивно схватив его за руку.
Появился врач — совсем молодой чернокожий мужчина с усталыми морщинками вокруг глаз и рта.
— Мистер Лэситер… — Голос прозвучал мелодично, как вечерний дождь.
— Да. — Мэтью вскочил, приготовившись к худшему.
— Я доктор Фардж. Ваш дядя выдержал операцию. Пожалуйста, сядьте.
— Что значит — выдержал?
— Он пережил операцию. — Фардж присел на край журнального столика, подождал, пока Мэтью опустится на стул. — Он в критическом состоянии, так как потерял много крови. Если бы вы привезли его сюда на десять минут позже, у него бы не было шансов. Однако у вашего дяди крепкий организм, и мы настроены оптимистично.