Сокровище
Шрифт:
Сильвер прикрыл веки; месье Жан поставил поднос на стол, ловко открыл бутылку и плеснул коньяк в бокал. Вор зажмурил глаза и провел бокалом перед носом; выражение блаженства на его лице сменилось гримасой отвращения.
– Фу-у! Что за пойло? Прошу прощения, этот напиток вас недостоин. Собственно, он недостоин называться напитком.
Сильвер нахмурился.
– Это – мой ресторан, - медленно сказал он. – Хочешь сказать, здесь обманывают клиентов?
Стулья под громилами пришли в движение,
– Ну что вы? – затараторил месье Жан. – Как можно! У меня и в мыслях не было! А если и обманывают, то только таких ничтожных, как я. И поделом! Позвольте мне загладить свою вину.
Вор посмотрел на пепельницу с окурками, покачал головой и поставил ее на поднос. Затем – протиснулся между первым громилой и столом, подошел ко второму. Двинул рукой – и пустой стакан из-под пива тоже оказался на подносе. После чего – подошел к Сильверу, стал на колено, снял полотенце с руки и обмахнул им ботинки хозяина.
Это выглядело забавно. Сильвер даже коротко хохотнул; в тот момент, когда странный типчик протирал пустой ботинок; протез: напоминание о девяностых, как и черные кожаные куртки.
Месье Жан обогнул стол, напоследок неловко зацепив третьего громилу; подхватил поднос и накрыл полотенцем.
– Покорнейше прошу прощения, - жалобно проблеял вор и удалился.
– Комик! – сказал первый громила. – Выставить его?
– Он заплатил за коньяк, - рассудил Сильвер. – Пусть еще что-нибудь закажет. Это – бизнес.
Громила наморщил лоб; так, словно только что получил самый ценный в своей жизни совет и пытался запомнить каждую букву.
Тем временем месье Жан подошел к бару, выставил на стойку бутылку, бокалы, грязную пепельницу и пустой пивной стакан. Полотенце интригующе лежало на подносе.
Вор оглянулся, поклонился Сильверу; знал, что каждое его движение не остается без внимания. Потом – взял поднос и снова направился к столу.
На этот раз он не стал дожидаться процедуры обыска; застыл в двух шагах и пошевелил над подносом пальцами, будто что-то солил.
– И все же – у меня есть дары, достойные вас!
Теперь – никакого блеянья; голос звучал уверенно. Вор сдернул полотенце и поставил поднос на стол.
На подносе лежали: мобильный, выкидной нож и пистолет.
Первый громила хлопнул себя по груди, второй – по карману джинсов, третий – запустил руку сзади за пояс. Три пары глаз смотрели на месье Жана: то округлялись от удивления, то – суживались от злобы. Недостающие предметы экипировки были моментально разобраны.
Четвертая пара глаз, желтых с черными точками по краям радужки, оставалась неподвижной. Сильвер мягко положил ладони на стол.
– Впечатляет. Давай еще раз. Ты кто?
– Моя визитка – в вашем бумажнике, - ответил вор.
Сильвер – обеими руками – выстучал на столешнице быструю мелодию. Полез во внутренний карман пиджака, растянутого на локтях и спине. Достал старый истрепанный бумажник, открыл. Из бумажника извлек игральную карту – джокера. Под картинкой пляшущего человечка в дурацком колпаке была надпись, сделанная гелевой ручкой.
– Месье Жан, - прищурившись, прочитал Сильвер.
– К вашим услугам, - поклонился вор.
– Почему такое дурацкое имя?
– Я бы хотел назваться Сильвером. Но это имя было уже занято. Вами, мой господин! – последовал еще один поклон; достаточно глубокий для почтительного, но недостаточно – для подобострастного.
И Сильвер это видел. Громилы ловили каждое его движение, хотя бы мизинца; ждали сигнала, чтобы превратить вертлявого человечка в бессмысленный набор переломанных костей, удерживаемых лишь чесучовой парой, но сигнала не было. Сильвер, по обыкновению, медлил.
– У тебя – ловкие руки, - наконец сказал он.
– Спасибо! – верхняя губа вора взметнулась вверх, обнажив крупные белые зубы. Завитые кончики нафабренных усиков устремились к черным юрким глазам, словно норовили их выколоть.
– Мама знала об этом, еще когда я был у нее в утробе.
Сильвер перешел к делу.
– Чего ты хочешь?
– Пять минут вашего драгоценного времени.
Сильвер посмотрел на тарелку: закуски было достаточно. Сильвер потянулся к запотевшему графинчику. Налил рюмочку. И – показал вору на стул. Напротив себя. Не рядом.
22.
Марина перевернула документ и еще раз провела по нему руками; пусть рассыпавшиеся фрагменты получше приклеятся к основе.
– Что это? – спросил Митя.
– Письмо Суворочки.
Корень слова показался Мите знакомым; но суффикс звучал слишком уж игриво. Марина не спешила с пояснениями, поэтому пришлось спросить.
– Суворочка? Кто это?
– Наталья Александровна Суворова, дочь великого полководца. Однажды он сказал: «Смерть моя – для Отечества. Жизнь моя – для Наташи».
– Папина дочка? – уточнил Митя не без сарказма.
Марина оставалась серьезной; видимо, не замечала в выражении «папина дочка» того же подтекста, что и в «маменькином сынке». А, может, в «папиной дочке» его и не было. По крайней мере, в той степени, в которой он содержался в «маменькином сынке».
– Она пишет… Не знаю, кому. Судя по обращению «ма шер», женщине. В письме она рассказывает о последних днях жизни своего мужа. Он сильно мучился перед смертью, - Марина замолчала.
– Бедняга! – наугад отреагировал Митя.