Сокровище
Шрифт:
У комнаты был вход – белая дверь с цифровым замком; и выход – огромный жидкокристаллический экран; он занимал всю стену справа от кровати. Экран показывал двойника.
Виноградов-настоящий через силу улыбнулся.
– Ну вот. Сейчас ты не в такой уж прекрасной форме. А?
– Это будет ему уроком, - эхом отозвался Скворцов.
Виноградов засмеялся; в горле надсадно хрипело; организму не хватало жидкости, все уходило через кожу – с сукровицей и гноем.
Виноградов потянулся к трубке, свисавшей через правое плечо; Скворцов
– Да. Теперь… Теперь… Будет знать.
Каждое слово давалось Виноградову с трудом. Глаза выкатились из-под ярко-красных воспаленных век; пенящаяся слюна падала на грудь.
– Эй! – воскликнул Скворцов, но не дождался ответа. Повторил громче.
– Эй!! – но ответа снова не было.
Скворцов забежал за ширму, вырвал книжку из рук сиделки.
– Как тебя там? Ты не слышишь?
Сиделка встала, пригладила на толстых бедрах халат.
– Я – глухая, - механическим гнусавым голосом сказала она. – Сделайте так, - сиделка топнула широкой ступней, распирающей белый ботинок, в пол. По полу прокатилась ощутимая вибрация. – Тогда я приду.
– Ну да, ты глухая, - спохватился Скворцов. Так хотел хозяин: никаких посторонних ушей. И забился, замахал руками. – Ему плохо!
– Смотри на меня! – сиделка подняла палец, как учительница в начальной школе. – И говори медленно. Губами!
– Ему плохо, - повторил Скворцов.
– Я поняла, - сказала сиделка. – Ему плохо, - она отвернулась от Скворцова и стала набирать что-то из ампулы в шприц.
Скворцов вышел из-за ширмы; через пару секунд вышла сиделка. Она деловито подошла к Виноградову, ухватила левое предплечье «шестьдесят шестого», пригвоздила к кровати и стиснула, выцеливая набухающую вену.
– Нет! – закричал Виноградов. – Убери ее!
Скворцов ударил ногой в пол. Сиделка остановила движение руки и посмотрела на Скворцова. Скворцов и сам не знал, что делать.
– Но вы же – мучаетесь! – воскликнул он.
– Убери!
Скворцов сделал движение кистью; будто что-то отбросил. Сиделка ушла за ширму.
– Почему?
– Я… должен… страдать… - прохрипел Виноградов. – Такова Его воля.
– Чья? – не понял Скворцов.
– Господа нашего. Иисуса Христа, - был ответ.
– Борис Михайлович! Я – атеист.
Виноградов ощерился. Обнажились желтые от налета зубы и почерневшие десны.
– Да? Атеист? Тогда – молись! Чтобы Он не наказал тебя так же, как меня.
Тело Виноградова выгнулось дугой. В наступившей тишине отчетливо послышался скрежет зубов; такой громкий, будто бы «шестьдесят шестой» перемалывал собственные челюсти.
18.
Митя развел руками; в правой он сжимал искривленный кинжал с заржавленным лезвием.
– Никого нет. Чего ты так испугалась?
– Я не испугалась. Здесь кто-то был.
– С чего ты взяла?
Марина подошла к двери, отделяющей гостиную от комнаты отца.
– Смотри! Дверь была открыта вот так, - переместила ее на небольшой угол. – А сейчас она открыта вот так, - Марина вернула дверь на место, торжествующе посмотрела Митю; мол, какие тебе еще нужны доказательства?
Митя пожал плечами; фокус с дверью не произвел на него должного впечатления.
– Ладно, - не сдавалась Марина. – Стул рядом с тобой. Он стоял вот здесь, - Марина переставила стул.
Митя немедленно на него сел, положил кинжал на стол.
– Называется, приехал в Питер! У меня – сумасшедшая сестра.
Митя покосился на кинжал; на всякий случай снова взял его в руки.
– Я – не сумасшедшая, - возмутилась Марина. – Это – от отца. Когда работаешь с историческими документами, учишься обращать внимание на каждую мелочь. Это становится второй натурой, понимаешь?
– Ты – тоже историк?
– А кем я еще могу быть? Я – папина дочка!
Марина отвернулась, сложила руки на груди и стала глядеть в окно.
Стул за ее спиной скрипнул; тоненько пропел паркет. Митя подошел к Марине, обнял за плечи.
– Успокойся! Хорошо?
– Да, - Марина кивнула. – Хорошо. Давай займемся делом.
Она вернулась к столу, достала из сумочки конверт. Мысль о том, что предстоит привычная и очень важная работа, принесла успокоение.
– Мне потребуются прозрачная основа, легкий клей из рыбьих костей и пинцет.
– Пинцет – это я понял. Ты им выщипываешь брови. Он наверняка лежит в ванной. А где взять остальное?
Марина с улыбкой посмотрела на Митю.
– В кого ты такой кудрявый? Ты – правда мой брат?
– Не уверен, - на полном серьезе отвечал Митя. – Но я сын твоего отца, это точно.
19.
Командор и Анна уютно расположились в углу зала; за столиком, таким маленьким, что им поневоле приходилось сидеть, едва не касаясь друг друга коленями.
Перед каждым стояла чашка, посередине – блюдце с палочками корицы. Анна украдкой наблюдала, как командор взял одну и обмакнул в кофейную пенку; немного подождал, потом – откусил размоченный кончик.
– Ну, как? – спросила Анна.
– По-прежнему. Великолепен, - ответил командор.
– Как тридцать лет назад, - уточнила Анна.
– Наверное, не стоит об этом вспоминать, - мягко заметил командор.
Но Анна его не услышала. Или – сделала вид, что не услышала.
– А я – помню. Все до мелочей. Наш госпиталь в Африке. Стены из лиан. Стены! Одно название. Можно было просунуть руку.
– Да, - после некоторой паузы отозвался командор. – Стены дырявые. И крыша из чего попало, - судя по тону, командор не числил эти воспоминания по разряду приятных.