Сокрушитель Войн
Шрифт:
– У вас не может болеть голова, ваша милость.
Гимн наблюдал за тем, как просители выходят из ворот и возвращаются в город, оставляя в покое своих богов.
– Мог бы и соврать, – едва слышно сказал он.
Сири в одной рубашке стояла у окна в черной спальне. Дворец короля-бога возвышался над городскими стенами. Окна спальни выходили на восток – на море. Она смотрела на далекие волны, чувствуя жар полуденного солнца. Она была очень легко одета, и зной даже казался приятным, к тому же его смягчал прохладный бриз с моря. Ветер играл с ее длинными волосами и колыхал ткань рубашки.
Она должна была умереть. Она заговорила с королем-богом, выпрямилась с колен и накричала на него. Она все утро ждала наказания, но ничего не произошло.
Сири облокотилась на каменный подоконник, скрестив руки на груди, и зажмурилась, наслаждаясь бризом. В глубине души она все еще ужасалась своему поступку, но страх стремительно таял.
«Здесь все совсем не так, как я думала, – поняла Сири. – Я позволила страху и волнению управлять собой».
Обычно она не забивала голову страхом и волнением, а просто делала то, что казалось правильным. Следовало взглянуть королю-богу в лицо еще несколько дней назад. Возможно, она поступила опрометчиво, и ее все-таки ждет наказание. Однако теперь ее не покидало ощущение, что она кое-чего добилась.
Улыбнувшись, Сири открыла глаза, и цвет ее волос сменился на золотистый.
Пора перестать бояться.
Глава 13
– Я от него избавлюсь, – твердо сказала Вивенна.
Она сидела с наемниками в доме Лемекса. После того как в Вивенну насильно влили дыхание, она провела бессонную ночь, предоставив заботу о теле Лемекса наемникам и сиделке. Днем Вивенна не заметила, как заснула от переутомления и переживаний, в памяти осталось только то, как она прилегла ненадолго отдохнуть в спальне этажом выше. Проснувшись, она с удивлением обнаружила, что наемники по-прежнему в доме. Очевидно, они и Парлин спали на первом этаже.
Ночные раздумья не слишком помогли ей разобраться с проблемами. Нечестивое дыхание никуда не исчезло, и она по-прежнему не представляла, что делать в Халландрене без Лемекса. Зато понимала, как поступить с дыханием – его можно отдать.
Они находились в гостиной. Как и повсюду в Халландрене, комнату переполняли цвета: стены из тонких древесных планок похожего на тростник растения были выкрашены в желтый и зеленый. Вивенна не могла не признать, что все цвета теперь кажутся более яркими. Она обрела невероятно отчетливое понимание цвета и могла выделить оттенки и тона, инстинктивно улавливая, насколько каждый из них близок к идеалу. Словно абсолютный слух, но только для зрения.
И было очень, очень трудно не замечать в этих оттенках красоты.
Дент прислонился к дальней стене. Тонк Фа развалился на диване, время от времени зевая, яркая птичка устроилась на его ноге. Парлин нес стражу снаружи.
– Избавитесь, принцесса? – переспросил наемник.
– От дыхания, – уточнила Вивенна. Неподобающе мягкому креслу или дивану она предпочла кухонный табурет. – Мы пройдем по улицам города и найдем несчастных, которых коснулось насилие. Тех, у кого из-за вашего жизненного уклада украли дыхание. Я раздам каждому по одному.
Дент взглянул на Тонк Фа; тот отделался зевком.
– Принцесса, – заметил Дент, – дыхания нельзя отдавать по одному. Вам придется отдать их все сразу.
– Включая ваше собственное, – добавил Тонк Фа.
Дент кивнул:
– И тогда вы станете тусклой.
У Вивенны засосало под ложечкой. От мысли о потере не только нового восприятия красоты и цвета, но и собственного дыхания, своей души ее волосы едва не побелели.
– Нет, – сказала она. – Тогда это не выход.
В комнате воцарилось молчание.
– Она может пробуждать вещи, – заметил Тонк Фа и дернул ногой, из-за чего птица вскрикнула. – Штаны, например.
– Верно подмечено, – согласился Дент.
– Что… что это значит? – спросила Вивенна.
– Вы можете что-нибудь оживить, принцесса, – пояснил Дент. – Неодушевленный предмет. Потратите часть дыхания, и предмет станет вроде как живым. Большинство пробуждающих оживляют предметы на время, но почему бы вам не оставить в них дыхание насовсем?
Пробуждение. Использование человеческих душ для создания неживых монстров. Вивенне вдруг показалось, что Остре сочтет это еще большим грехом, чем просто владение чужой биохромой. Она вздохнула и покачала головой. Проблема с дыханием была лишь поводом отвлечься – она боялась возвращаться к размышлениям о том, что делать без Лемекса. Как же быть?
Дент сел в кресло рядом с ней и закинул ноги на столик. Он тщательнее следил за собой, чем Тонк Фа: темные волосы собраны в аккуратный хвост, лицо чисто выбрито.
– Ненавижу работу наемника, – сказал он. – Знаете, почему?
Вивенна вопросительно уставилась на собеседника.
– Никакой надежности, – сообщил Дент, откидываясь в кресле. – Как правило, то, чем мы занимаемся, опасно и непредсказуемо. У наших нанимателей есть дурная привычка умирать.
– Хотя обычно не от болезней, – заметил Тонк Фа. – В основном от мечеприкладства.
– Возьмем нынешнюю ситуацию, – продолжил Дент. – Нанимателя больше нет. Мы остались без руководства.
Вивенна замерла.
«То есть контракт расторгнут? И они знают, что я идрисская принцесса. Как они поступят? Именно поэтому они остались на ночь и не ушли? Они собираются меня шантажировать?»
Дент смерил ее взглядом.
– Видишь? – спросил он, поворачиваясь к напарнику.
– Ага, – ответил Тонк Фа. – Обдумывает.
Дент поудобнее устроился в кресле.
– Об этом я и говорю. Почему все считают, что наемник предаст, как только истечет срок контракта? Вы думаете, что мы режем людей ради забавы? Почему у хирургов нет таких проблем? Разве пациент беспокоится о том, что, как только он перестанет платить врачу, тот с маниакальным хохотом отрежет ему пальцы на ногах?
– Мне нравится отрезать пальцы, – заметил Тонк Фа.
– Это другое, – отозвался Дент. – Ты же не станешь так поступать просто потому, что контракт истек?
– Не, – махнул рукой Тонк Фа. – Пальцы есть пальцы.
Вивенна закатила глаза:
– О чем вы вообще толкуете?
– Дело в том, принцесса, – объяснил Дент, – что вы только что подумали, будто мы собираемся вас предать. Может, нагло ограбить, продать в рабство или еще что.
– Ерунда, – ответила Вивенна. – Ни о чем таком я не думала.