Соль чужбины

Еленин Марк Соломонович

Решили ехать в Тулон. По дороге посетили генерала Топоркова в Каннах. Он подтвердил: «Чичерин рядом. Чего вы смотрите?» — «Не беспокойтесь, генерал, — ответил Волошинов. — Необходимые меры предпринимаются».

Из Канн террористы поехали в Сан-Рафаэль, задерживаясь по пути у различных дач и пансионов, разведывая, не остановился ли там Чичерин. Никаких результатов! Переночевав, группа отправилась в сторону городков Сан-Максим, Борн и Нейи. В Нейи прибыли в два часа пополудни. На улицах царила дремотная тишина. Отсутствие нарядов полиции и секретных агентов охраны укрепило террористов в мысли, что Чичерина здесь нет.

Подъехали к отелю «Maritime», расположенному довольно далеко от городка и соединенному с ним узкой дорогой. Выведя их к берегу, дорога пошла вдоль садов, задами домов и отелей, выходящих фасадами к морю. Оставив

машину на площадке у отеля, убийцы заняли круглый столик под тентом, заказали вермут, закуски и принялись наблюдать. Через полчаса им стало ясно, что в гостинице остановилась важная особа. По улице стали медленно прохаживаться парами агенты, вдоль ограды и ворот встало четверо. Как только Волошинов, Эльвенгрен, Вяземский и двое их людей сели за столик, из подъезда вышел какой-то человек и, не скрываясь, принялся их пристально разглядывать. Вскоре они заметили, что за ними наблюдают и из окна фасада отеля, расположенного «покоем». Соседний столик заняла излишне шумная ватага иностранцев. Все это представлялось весьма необычным и заставило террористов насторожиться. Волошинов направился в отель узнать, есть ли свободные комнаты. Портье любезно ответил ему, что сколько угодно, а затем, догнав уже возле столика, извинился: он ошибся и просит прощения, ибо все номера оказались занятыми.

— Не подвели ли вас, генерал, друзья из полиции? — заносчиво спросил Эльвенгрен Волошина.

— Что вы имеете в виду? — с обидой ответил генерал.

— То, что в Тулон нам ехать нет смысла.

— Можете не ехать!

— Дело в другом, — Эльвенгрен старался сохранить спокойствие.' — Подозревает ли полиция о мотивах нашего путешествия? Нам нет смысла горячиться. Надо думать.

Пока они совещались, что делать дальше, на улице показался лимузин, двигающийся с большой скоростью. Сделав полукруг, автомобиль круто остановился перед главным подъездом. Быстро вышел Чичерин, с ним еще двое, и скрылись в отеле. Эльвенгрен узнал народного комиссара. Ошибки быть не могло. Его внезапное появление ошеломило ровсовцев. К тому же еще два агента полиции заняли соседний столик, заказали кофе, откровенно разглядывая русских. Террористы смешались, опасаясь, что полиции известен их замысел и сейчас их арестуют. Наскоро расплатившись, они кинулись к автомобилю и умчались, отложив проведение операции по ликвидации Чичерина до следующего раза...

...Вторая акция ровсовцев — покушение на советского полпреда Берзина в Вене — провалилась так же в сентябре 1925 года. Полиция была предупреждена кем-то о зреющем белогвардейском заговоре. Аресту подверглись бывшие врангелевские офицеры: Булагин, Вихнов, Дельвиц, Шевченко, руководимые бывшим полковником Федором Петровичем Бородиным, снабжавшим группу деньгами и фотографиями Берзина. Окончивший в свое время школу прапорщиков, Бородин служил у генерала Дроздовского — начальником связи полка, затем командиром отдельной инженерной роты — у Витковского. Теперь, именно через Витковского, он и выполнял распоряжения Кутепова. Вина арестованных считалась доказанной. Печать била тревогу: в судебных материалах имелись данные об одновременном нападении ровсовцев на парижское и римское полпредства Советской России...

Значительная роль в срыве первых терактов «Российского воинского союза» принадлежала «Доктору» и его товарищам. Они обратили внимание Центра и на поддержку, которую оказывали РОВСу разведывательные службы Англии, Франции, Польши. Замелькали в газетах сообщения о панихидах по погибшим неизвестно где (ясно — в СССР) белым офицерам, которых еще несколько месяцев назад встречали на улицах Парижа и Берлина, в Белграде, Софии, Праге и Будапеште.

В Центр было сообщено о появлении в Берлине и Хельсинки Станислава Игнатьевича Издетского, вскоре вновь исчезнувшего. Сообщено, к сожалению, поздно. Теракт был произведен в Москве...

Едва Монкевиц вернулся в Париж, он тут же был принят в штабе РОВСа на рю Колизе генералом Кутеповым.

Николай Августович докладывал о положении руководимых им террористических групп, засланных в Совдепию. Хвастать было почти нечем, группы проваливались одна за другой — точно их выявление кто-то предсказывал и вычислял заранее.

Кутепов нервничал: сегодня ему предстояла поездка в Шуаньи к Великому князю, а говорить, в сущности, было не о чем. Однако своего «козырного туза» Монкевиц все же приберег для эффектного финала доклада. И знал: его сообщение

исправит настроение начальника... Пока же он терпеливо выслушивал попреки и насмешки. Кутепов нервничал. Еще пятнадцать минут — его терпение окончательно иссякнет, и он начнет грозить увольнением «за штат». С возрастающей неприязнью Кутепов смотрел на подчиненного, думая над тем, что хорошо было бы этого косого ловкача с хорошей военной выправкой и манерами сиятельного вельможи не просто прогнать от себя и лишить должности (это все равно рано или поздно придется сделать), но самого послать в Россию. Во главе очередной пятерки. И не с инспекцией, а с обычным боевым заданием: пусть покажет, каков он террорист, если организатор никудышный. Умение Монкевица хорошо пожить в любых условиях Кутепов знал и мирился с этим лишь потому, что Монкевиц, заведуя отделом штаба главкома, охотно пошел на соглашение поменять хозяина и «освещать» Врангеля. Но и тут ротмистр Знаменский сообщал больше, чем десять Монкевицей. Поэтому Николаю Августовичу и приказали заняться подготовкой и формированием отдельных групп, засылаемых в Россию. И вот — пожалуйста! — у господина полковника, как оказывается, полный провал. Он не готов к работе в новых условиях. Надо от него избавляться, пора. Группы — из самых, пожалуй, надежных — попадают в руки большевиков одна за другой. Следует и в этом разобраться: не пробрался ли в РОВС предатель, прыткий большевичок из совнародовцев, коминтерновцев и как их еще там? Может, и у самого Монкевица рыльце в пушку? Нет, это маловероятно! Полковник вполне доволен своим нынешним положением, которое дает ему и определенные деньги из двух «карманов», и положение довольно независимое — при полном отсутствии какой бы то ни было опасности. И чтоб бывший начальник дивизии продался большевикам? Зачем? Отчего? Нет, маловероятно.

— Ну-с, полковник, — сказал Кутепов грубовато, с едва скрываемой угрозой. — Доклад ваш, как я полагаю, подходит к концу и все на той же ноте? Хвастать нечем, а? Обидно, очень обидно.

— Позвольте не согласиться с вами, ваше превосходительство, — вдруг переменив интонацию, нахально сказал Николай Августович. — Имеется и другой факт. Нами обезврежен красный агент, долгое время работавший в вашем штабе. Еще с войны в Крыму, ваше превосходительство. Вы не раз, смею думать, видели его, разговаривали, давали поручения.

— Я?.. Кто? — Кутепов хотел вскочить, но сдержался: в том, что докладывающий долго стоял перед ним, уже демонстрировалось его недовольство, его нерасположение. — Как фамилия? Кличка? Номер? Черт знает что! Говорите!

Монкевиц, торжествуя, перегнулся и положил на стол перед генералом орден Красного Знамени и фотографию красного командира рядом с молодой красивой женщиной, темноглазой и темноволосой, с толстой косой, обернутой вокруг головы. Кутепов узнал мгновенно: капитан Корниловского ударного полка, прикомандированный затем к штабу его корпуса, офицер для особых поручений. И фамилия вспомнилась сразу — Калентьев Глеб Григорьевич. Или Георгиевич? Но Калентьев — точно. Он и в Галлиполи был, и в Софии. А потом внезапно исчез в одно время с Перлофом. Тогда почему-то не нашлось времени разбираться с этим, передоверил штабу главкома... Так ничего и не узнали, дело ушло в песок. Может, ошибка, на которой и играет теперь Монкевиц, чтобы оправдаться в своей бездеятельности?

— Это капитан Калентьев, — сказал Кутепов спокойно. — Знаю его как хорошего и исполнительного офицера.

— Тут совсем другая фамилия, ваше превосходительство. — Монкевиц положил на стол служебное удостоверение, сказал медленно и со значением: — Усков Глеб Николаевич. Чекист. И не рядовой.

— Постойте, постойте с вашими спектаклями, Монкевиц. Докладывайте как положено.

— Потребуется определенное время. Боюсь задержать...

— Садитесь. Говорите — подробно и доказательно. Речь идет о... Вы понимаете? Ваша служебная карьера. Вы рискуете, Монкевиц.

— Я ничем не рискую, ваше превосходительство. Я — участник событий, разыгравшихся в Москве.

— В Москве? — еще больше поразился генерал... — А вы как оказались в Москве?

— Внезапно заболел ротмистр Никольский. Он должен был идти на встречу с известным вам Издетским. Времени для подготовки замены не было. И я пошел сам, — полковник сказал это не без гордости. — Однако не хочу отвлекать деталями внимание вашего превосходительства.

— Как это — деталями?! Почему не поставили в известность меня? — уже несколько смягчившись, пробурчал Кутепов.