Солдат идет за плугом
Шрифт:
— Я был ювелир, — печально ответил тот.
Наступило неловкое молчание.
Эльза, почувствовав напряжение этой минуты, тихонько отошла в сторонку.
— Как так ювелир? — не сдавался Вася, словно удивленный тем, что есть на свете и такая профессия.
— Кольца, браслеты, серьги… — пояснил с виноватой улыбкой Варшавский.
— A-а! Ювелир! — протянул Онуфрий. — Ясно: браслеты, ось як…
"Батя" хотел было отпустить какую-нибудь шуточку, но ничего не приходило в голову.
— Ничего, Юзеф, нам и ювелиры нужны. Работа найдется,
В это время, пробираясь через толпу, женщин, на дворе показался сержант… У фуры его остановил Иоганн Ай, словно нарочно дожидался его. Лицо его побагровело, казалось, его вот-вот хватит удар.
— Я прошу вас спуститься со мной в подземелье, — многозначительно проговорил он дрожащим голосом, указывая рукой в сторону погреба и позвякивая связкой ключей. — Вы должны все принять, я передам все вам…
— Завтра, старик, завтра побеседуем, — торопливо ответил Асламов, не догадавшись, конечно, о чем идет речь. — Завтра все примем, а хозяйство передадим Хильде Кнаппе. Так мы договорились. Завтра…
Старик не успел больше ничего объяснить — сержант был уже среди своих.
— А я тоже с вами поеду, — весело сообщил он солдатам. — Провожу до штаба полка.
Бутнару быстро схватил сундучок Варшавского и уже не отходил от ефрейтора. Люди расступились, пропуская их к фуре. Солдаты уселись лицом друг к другу, и парнишка на козлах хлопнул бичом.
— Aufwiedersehen! [61] — крикнул Бутнару, поднимаясь. — Aufwiedersehen!
— Тосфидания, тосфидания!
Григоре лихорадочно обводил глазами двор, ища взгляда Кристль, который он все время чувствовал на себе, но фура выехала за ворота, а он так и не увидел девушку.
— Если вам повезет, поедете домой вместе с капитаном Постниковым, — ни с того ни с сего проговорил Асламов.
— Как, разве он будет сопровождать эшелон с демобилизованными?
— Нет, говорят, его тоже демобилизуют! — ответил Гариф. — Отзывают его на железную дорогу, туда, где он работал до войны.
61
До свидания! (нем.).
— Может, поэтому он и был вчера такой расстроенный?
Асламов не успел ответить. На дороге показалась торопливо шагавшая Берта. Она сделала сыну знак придержать лошадей. Несмотря на свой возраст и полноту, женщина ловко, еще на ходу, вскочила в повозку.
— Бог мой, чуть не опоздала! — произнесла она, заправляя черные волосы, выбившиеся из-под косынки.
Издалека, со стороны села, раздался жалобный детский плач:
— Mutti! Mutti!
Берта внимательно прислушалась. Потом оглядела поочередно солдат и внезапно вздрогнула.
— А вы, товарищ сержант, почему здесь?
— Провожу их до штаба полка — и назад, — ответил тот по-русски, словно понял вопрос и был готов
— Останови коней, Густав! — приказала Берта сыну.
— Давайте сойдем тут, товарищ сержант: вы обязательно должны выступить сегодня на собрании.
— Что ей от меня нужно? Выступить на собрании? — в отчаянии спрашивал сержант у Бутнару. — Я солдат, а не оратор!
— Mutti, Mutti! — снова донесся жалобный крик со стороны села.
— Она выгнала Ирену из дому. Не нужна ей больше приемная дочка, — задумчиво вздохнула Берта. — Доброго вам пути, товарищи! — обратилась она к солдатам. Поцеловавшись со всеми, соскочили с фуры и протянула руку Асламову, намереваясь помочь ему.
Сержант, сердито нахмурившись, спрыгнул, оставив, конечно, без внимания протянутую руку Берты. Отойдя несколько шагов, он высоко поднял фуражку.
— Всего хорошего, Юзеф, Вася, Гриша! Всего хорошего, Онуфрий! — потом, не останавливаясь, еще раз обернулся и помахал им рукой. — Всего хорошего!
"Ну, теперь хоть и заплачешь, не увидит ни один солдат".
Лошади резво бежали, а Григоре, чем дальше отъезжали от деревни, тем все пристальнее вглядывался в нее, словно хотел охватить ее глазами целиком, — и гору, где все еще виднелся замок, и застроенную долину, и холм с лысиной на вершине… В эти секунды он пытался припомнить последние месяцы войны, когда шли по Германии, и лето, прожитое в Клиберсфельде…
Деревня уже скрывалась из виду. А Григоре все возвращался мысленно к ней, стараясь навсегда запечатлеть ее в памяти. Но это ему не удавалось. Фура тряско катила по дороге, а ему уже виделась родина: столько живых образов, картин, на которые он смотрел как будто впервые в жизни…
Клиберсфельд медленно таял в отдалении, но Григоре знал, что настанет время, когда он увидит его в мыслях таким же, каким видел этим летом. И снова пройдут перед ним в памяти Берта Флакс, Иоганн Ай, Кристль… Кристль!
Холодное, влажное дыхание чужой осени хлестало его по лицу, и, тесно прижимаясь к товарищам, он только теперь начинал понимать, что война кончилась… кончилась по-настоящему!
Редакторы Л. М. Субоцкий, А. П. Митичкина
Художник В. И. Смирнов
Технический редактор Аникина Р. Ф.
Корректор Стебакова Л. И.
Сдано в набор 3.6.59 г. Подписано к печати 9.12.59 г.
Г-57С06
Формат бумаги 84Х1081/32 — 111/8 печ. л. = 18,245 усл. печ. л. = 18,687 уч. — изд. л. Военное издательство Министерства обороны Союза ССР
Москва, К-9, Тверской бульвар, 18 Изд. № 1/1420 Зак. № 350
Цена 6 р. 60 к.
2-я типография Военного издательства Министерства обороны Союза ССР Ленинград, Д-65, Дворцовая пл., 10