Солдат удачи (сборник)

Авраменко Александр Михайлович

Сразу после просмотра той памятной ленты всех развели по спальным местам, велели занять подвешенные в воздухе койки, и затем все вдруг уснули. Словно их усыпили какой-то гадостью. И проспали они, как им потом сказали, почти трое суток. Будто это нормальная реакция организма на восстановление из небытия. После пробуждения всех отправили на планету. Делали это интересно. Набивали по сто человек на платформу. Вспышка. И сходишь с неё уже внизу. На поверхности. Сразу после этого прибывшую сотню опять вели в столовую и кормили, а после еды сразу уводили в учебный класс или аудиторию. Фактически у репликантов не было возможности ни пообщаться, ни познакомиться друг с другом за эти четверо неполных суток. Ну, может, вечером разрешат. Должно же быть свободное время? Должно. Если они сейчас на учёбе? Ведь по Уставу положено! Хотя… Кто знает, какой у них тут Устав… Ладно. Время пока терпит, а там — посмотрим…

Вводный курс между тем продолжался.

Лектор, широкоплечий, коротко стриженный мужчина лет сорока на вид, с двумя глубокими шрамами через всё лицо, с готовностью отвечал на вопросы, разъяснял, если что непонятно. Словом, вёл себя, как положено опытному педагогу. Внезапно коротко пискнула сирена. Инструктор хлопнул в ладоши, призывая к вниманию, и объявил:

— Сейчас все выходят на улицу и строятся возле синего столбика. Точнее, от него вправо. Затем следуем на склад, получать положенное имущество. После этого идём в казарму, где вы будет жить всё это время. Затем до утра отдыхаете. С утра, после зарядки и завтрака — на полигон, где вы ознакомитесь с техникой, стоящей на вооружении имперской армии. Далее — обед в поле. Снова демонстрация. Возвращение в расположение, ужин, личное время. Всем всё ясно? Учебный взвод, встать!

Захлопали крышки откидных, на манер кинотеатра, стульев.

— Выходи на улицу строиться!..

Инструктор, он же лектор, окинул взглядом строй и, недовольно хмыкнув, повёл возрождённых к низкому длинному строению. Заходили по одному, но очередь двигалась довольно быстро. Михаила встретил высокий военный в форме, такой же по покрою, как и его одежда. Смерил парня взглядом, затем быстро поднёс к нему плоский планшет:

— Руку приложи.

— Чего?

— Ладонью коснись! — Военный стал проявлять недовольство, и Иванов поспешил выполнить указание. Прибор пискнул, и встречающий, бросив взгляд на экран, гаркнул:

— Дверь номер шесть. Вперёд! Не задерживай остальных!

Младший сержант поспешил к указанному помещению. Там его уже ждал очередной местный военный.

— Фамилия?

— Иванов Михаил Петрович!

— Получи!

С натугой, даже слегка побагровев от усилий, выволок из-под стойки длинный мешок защитного цвета с лямками, бухнул его на буфетного вида стойку.

— Забирай.

Мешок оказался увесистым, и парень даже слегка закряхтел.

— Надевай на плечи, балда! Видишь лямки?

— Спасибо!

Кое-как взгромоздив мешок на спину, Иванов повернулся, чтобы идти, но военный так ухватил за плечо, Михаил чуть не упал от неожиданности. С трудом удержав равновесие, развернулся:

— Ты чего?

— Не ты, а вы! Старший инструктор Долма Хетч. В ту дверь!

В стене вдруг появился проём. Удивлённо моргнув, Михаил шагнул туда, куда ему указали, и чуть не упал, оказавшись непонятно где. Солнце чуть заставило прищуриться, но даже так было ясно, что это не тот лагерь, куда их приводили прежде. Другие дома, другое расположение построек. Рядом с крыльцом уже стояли такие же, как он, точно с такими же мешками.

— Сюда иди, раззява!

Здоровенный, раза в два больше него мужик в форме махал руками, привлекая внимание. Михаил торопливо приблизился. Этому слону ничего не стоило порвать его на части, даже не запыхавшись.

— Фамилия, рядовой?!

— Иванов!

Взгляд на уже знакомый планшет, потом благосклонный кивок головой.

— Пока жди здесь, сейчас ещё двое, и пойдём.

Парень приблизился к ожидавшим сбора — ни одного знакомого лица. Абсолютно другие. Никого, кто запомнился ему по базе, по вводной лекции. Наверное, из других мест прибыли… Жалко, что этого любознательного нет. Как теперь узнаешь, что было после смерти? Он было собрался скинуть тяжеленный мешок с плеч, но к ним уже спешил давешний горлопан.

— Строиться!

Все кое-как рассосались в шеренгу. Короткий пересчёт, затем последовала новая команда:

— Мешки с плеч — долой!

С явным облегчением все скидывали свою ношу и ставили перед собой. Главный вышел на середину строя, заложил руки за спину.

— Итак, новобранцы, меня зовут старший сержант Раут. Я — ваш ротный старшина, чтобы было понятнее. В мою задачу входит ваше обучение местным порядкам, консультации, если что непонятно, и надзор за проведением занятий! Говорю сразу и только один раз, чтобы было понятно всем: отныне вы двенадцатая учебная рота шестьсот тридцать второго полка славного лейб-гвардии Шестнадцатого Имперского Тяжёлого Легиона!

…Рота?! В строю их меньше тридцати человек…

— Мне поручено сделать из вас бойцов. И вы, клянусь империей, ими станете. Это я вам обещаю! А теперь — рассчитаться по трое.

По шеренге быстро понеслось:

— Первый.

— Второй.

— Третий.

— Первый…

Когда расчёт закончился, старший сержант быстро перестроил роту в короткую колонну, а затем повёл в казарму — маленькое двухэтажное здание, утопающее в зелени. Внутренность шокировала всех, без исключения. Сплошные

литые полы. Высокие потолки. Койки в один ярус, заправленные мягким даже на вид одеялом. Возле каждой стояла тумбочка. Быстро распределив спальные места, сержант заставил каждого приложить ладонь к стоящей возле места отдыха мебели, объяснив теперь, что та будет открываться только владельцу. Это потрясало. Умная тумбочка, ключ от которой всегда с собой, и его не потеряешь и не подберёшь… С ума сойти! Затем приступили к разборке полученных мешков. И снова потрясение — столько было всего… Необычного и нужного. Скажем, вместо бритв — тюбик на манер зубной пасты. Намылил подбородок и щёки, смыл водой, и всё. Неделю щетина не растёт. Зубы чистить — пластинка непонятно чего. Сунул в рот, пожевал, и зубы светятся, и изо рта то ли лавандой, то ли клубникой пахнет весь день. Мыло — во флакончике из мягкой пластмассы. Вот как эта штука, оказывается, называется. Новая форма. Синяя, с погонами-хлястиками. Ботинки тоже синие. Застёжка — липучка. Сама себя затягивает, сама расстёгивается, когда нужно. А размер — регулирующийся. Носки вместо привычных портянок. Надел, сунул. Удобно. Ноги не потеют. Всё ткань в себя забирает. День отходил, выкинул. Новые в тумбочке сами появляются. Их, когда солдаты, именно — солдаты, а не бойцы, на занятиях, роботы-уборщики раскладывают по местам. Как и всё остальное — мыло, бритвы, платки носовые и прочие мелочи. Именно так эти шестиногие металлические паучки называются. Дальше — оружие шло. Здоровенный, с виду тяжёлый, а на деле — раза в четыре легче верной «трёхлинейки» агрегат для убивания ближнего своего. Сержант сказал, что сейчас объяснять ничего не станет, благо с завтрашнего дня начнут всё подробно изучать, и велел их поставить в специальные держатели позади спинок кроватей. Туда же — пояс с обоймами запасными, специальный, зверского вида нож-тесак. Сумку гранатную. И защитные доспехи. Но эти — потом будут. Их каждому специальные мастера индивидуально подгонят. Позже. Пояснил инструктор и многое другое. К примеру, как мыться. Поскольку спали люди на втором этаже, то первый имел специальные помещения: каптёрку, где всякие мелочи и разные виды обмундирования хранятся. Оказывается, и это поражало больше всего, что в имперской армии форма была нескольких видов: повседневная обычная, вот эта — синяя; повседневная рабочая — та, что сейчас на них. Причём — одноразовая. То есть день прошёл, выкинул. Даже сердце кровью обливалось при такой расточительности. Но Раут, завидев вытянувшиеся лица, поспешил объяснить, что отработанная одежда не в утиль идёт, а восстанавливается в специальных машинах. Это известие почему-то утешило. Дальше — повседневная боевая. Вся из себя пятнистая, когда наденешь. Именуется — боевой хак-комбез. Ткань на нём умная. Лёг на шахматную доску, и ткань тоже клеточками становится. Словом, для маскировки — самое оно. Михаил пожалел, что на той последней высотке у них такой не было. Накрылись бы — чёрта с два их «юнкерсы» разглядели! А ещё была форма для зимы, для жары, для воды, для джунглей, правда, никто не понял, что это такое — «джунгли», только один хмыкнул, услыхав словечко. Для тропиков. Для космоса. А вот последнее — завораживало. Бездонную черноту за стеклом все запомнили…

Ещё на том первом этаже был душ. С горячей и холодной водой. Температура рукой регулировалась. Сжимаешь кулак — горячее становится. Разжимаешь ладонь — холоднее. А вот бань у них предусмотрено не было. Инструктор, услыхав такое, затылок бритый почесал, ухмыльнулся, пообещал справки навести. Там же — комната для занятий, в смысле — самоподготовки. Чтобы, значит, кто пожелает, самому позаниматься в свободное время. И зал для занятий спортом. Всякие хитромудрые снаряды стоят: тяжести поднимать, пресс брюшной качать, реакцию отрабатывать, рукопашный бой. Тоже для желающих позаниматься в свободное время. Но самое главное — был там кинозал. Вначале, правда, никто не понял, что это такое, пока сержант не продемонстрировал. Но когда дошло — даже взревели от восторга. Поскольку разрешалось смотреть каждый день от двадцати ноль-ноль и до отбоя, в двадцать два ноль-ноль. А в выходные, тоже вещь на войне неслыханная, хоть целый день. Народ дурел от вестей. А когда Раут объяснил, как лавочкой с товарами пользоваться, — ещё больше обрадовались. О таком военном быте на их войне даже во сне мечтать нельзя было. Но Михаил, слушая заливающегося соловьём сержанта, всё больше мрачнел — он-то накрепко помнил любимую бабушкину поговорку о том, что бесплатный сыр бывает только в мышеловке…

Но и его мрачное настроение улетучилось, когда инструктор сказал наконец, к какому роду войск их приписали. Служил когда-то младший сержант, а теперь — рядовой необученный, в войсках планетарно-десантного корпуса. А короче — нечто вроде воздушного десантника. Только с космическим уклоном. То есть высадки на планеты из космоса, военное сопровождение тяжёлых кораблей в качестве штатного наряда. Абордажные команды для космических сражений. Сурово. Но романтично. Хотя вроде бы на войне Иванов от романтики избавился…